Владимир Санин - Безвыходных положений не бывает

– Дмитриев? – Виктор Никифорович сразу заулы­бался. – Скажу по совести: если солдат умеет только рассуждать о философии искусства – этого нам мало. Солдату кроме хорошей головы нужны и другие каче­ства. У Миши они есть. Но мы сознаем, что в его ранце лежит не жезл маршала, а диплом кинооператора, и не мешаем развиваться этой страсти. Скоро мы купим ему киноаппарат – пусть снимает фильмы из жизни пограничников. Покажете их в Москве?

Мои полномочия, как вы понимаете, позволили мне ограничиться лишь дипломатическими заверениями.

– Кстати, – продолжал Виктор Никифорович, – вам повезло, что вы едете вместе с Мишей. У него есть великолепный опыт вытаскивания машин из обвала. Дмитриев до сих пор сокрушается, что не заснял эту сцену.

Я спросил у Миши об этой истории. Он долго мор­щился, отнекивался, отмахивался и ворча рассказал об истории своей поездки в Мургаб.

– Наверное, наша машина чем-то не приглянулась памирскому демону, заведующему обвалами, – излагал он. – Сначала этот тип швырнул в нас десяток тонн снега, но не попал. Мы на руках перетащили «газик» через обвал и поехали дальше. Тогда вниз полетело тонн двадцать – мимо! И так далее. Убегали от обва­лов, как от бомбежки. Эх, камеры с собой не было! Ка­кие кадры! Какие кадры! – И Миша застонал: какие кадры были безвозвратно утеряны для мирового кине­матографа!

Мы разговаривали о Памире, о книгах, о кино и во­обще о жизни. Мыслил Миша парадоксально.

– Сюжет придумал лентяй, чтобы легче было жить, – заявлял он.

Или:

– Ум и эрудиция – это как человек и одежда.

С ним всегда хотелось спорить – верный признак интересного собеседника.

Миша хочет стать кинооператором. Он будет им. Михаил Дмитриев – вы запомнили это имя?

По дороге в Калаи-Хумб с нами ничего не произошло, если не считать двух обвалов, одного камня, рухнувше­го сзади в двадцати метрах, лопнувшей камеры и не­скольких мгновений, когда мне казалось, что мы сей­час будем купаться в Пяндже вместе с машиной.

Но из всех этих испытаний Витя Зеленцов выходил с честью. Он оказался первоклассным шофером, муд­рым и осмотрительным. На крутых виражах он никогда не делал больше семидесяти километров в час и никог­да не обгонял машину, если не был абсолютно уверен, что наш «газик», может быть, не сорвется в Пяндж.

Многие памирские водители знают Витю и относят­ся к нему с большим уважением. Передо мной одна из многих фотокарточек, которые сделал в дороге Миша. Многотонный снежный завал закрыл дорогу, и только Витя решился через него проскочить. «Газик» врезался в снег, подмял его и выскочил на дорогу. Мало того, Витя возвратился по проторенным следам и протащил через завал груженый самосвал, водитель которого, мо­лодой таджик, крепко пожал наши руки. Я заслужил это рукопожатие, так как именно мое предупреждение: «Смотри, как бы чего не вышло!» – вдохновило Витю на этот трудовой подвиг.

Витя – на редкость хладнокровный и невозмути­мый человек. Лишь один раз я видел его чуть возбуж­денным – во время охоты на дикого кабана, о которой я расскажу потом. Даже когда по дороге лопнула каме­ра и обнаружилось, что запасной баллон никуда не го­дится, Витя обошелся без положенных в данной ситу­ации энергичных выражений. Два часа мы мокли под дождем, и за это время Витя ни разу не повысил голоса. Ни разу он не чертыхнулся и когда мы намертво за­стряли на втором снежном завале. Между прочим, я с удовольствием вспоминаю этот случай, ибо благодаря мне Витя сумел вырвать машину из снежного плена. Я вышел из кабины, и облегченный «газик» выбрался на дорогу.

Подлинным виртуозом показал себя Витя, пробива­ясь через отары овец и стада коров. Если они шли на­встречу, то в быстрейшем расставании были заинтере­сованы обе стороны. Но когда машина догоняла жи­вотных, передвигавшихся по дороге со скоростью два километра в час, начинался спектакль. Овцы преспо­койно шли вперед, думая о машине не больше, чем о проблеме марсианских каналов. Пастух, в жизнь кото­рого подобные встречи вносили приятное разнообра­зие, шел рядом с машиной и беседовал со мной о меж­дународном положении. Наконец Витя, на которого всякое снижение скорости действовало удручающе, включал сирену и вклинивался в дружные овечьи ряды.

Почувствовав на своих шкурах холодок бампера, овцы с сожалением отходили в сторону.

Хуже было с коровами. Старые, умудренные жиз­нью коровы уступали дорогу без борьбы. Они отходили и презрительно косили на машину черным глазом. Но юные коровенки вели себя по-иному. Они долго, по целому километру неслись впереди машины, не давая Вите ни малейшего шанса. Но и в этой сложной ситу­ации, способной взбесить самого хладнокровного во­дителя, Витя находил лазейку и оставлял коровенок с носом.