Альманах немецкой литературы. Выпуск 1.

Быть свободным от имущества

Быть свободным от наказания

Быть свободным от государства

Быть свободным, значит: уметь изменяться, быть революционером; жить без денег.

La revolution est baseé sur l’amour.

La revolution ne vent pas la violence mais la vie [18] Революция основывается на любви. Революция не ищет насилия, но — жизни (франц.). .

В процессе против Нечаева (в 1872 г., Петербург) отягчающим обстоятельством стала тонкая книжка, найденная у него во время ареста. Она была написана шифром. Незашифрованный текст содержал «Катехизис революционера». Нечаев признал себя единственным автором. Обвинитель придерживался мнения, что работа выдает стиль Бакунина. Николай Утин (из Интернационала), во всяком случае, указывал на использование текста Бакунина в качестве исходного. Бакунин не возражал против этого.

Росс, который после ареста Нечаева уехал в Париж и там в меблированной комнате охранял его наследие, утверждал, что «Катехизис революционера», написанный рукой Бакунина, был найден им и уничтожен. Неттлау верил в соавторство Бакунина и Нечаева. К этому выводу пришел и Томас Д. Масарик в своих «Очерках русской исторической и религиозной философии» (1913). Заведующий архивом Бакунина в Амстердаме Артур Ленинг считает Нечаева единственным автором. («Решительный язык, чуждый Бакунину».) Он ссылается на одно письмо от 2 июня 1870 г. от Б. к H., ставшее известным лишь в 1967 г. из наследия Натали Герцен. В нем Б. отмежевывается от идей Нечаева, он пишет там недвусмысленно: «Ваш Катехизис». Запись датируется летом 1869 г. в Женеве.

Он перевел «Катехизис революционера» заново. Удивленно смотрел он на предложения, представавшие перед ним. Он испугался их. Он хотел, чтобы они его не касались. Он не способен к такому аскетизму и самоотречению. Это был орденский устав для священников революции.

ИЗМЕНИТЬ МИР. Маркс.

ИЗМЕНИТЬ ЖИЗНЬ. Рембо.

Он не смог бы утверждать, что тогда произошло, и не было никакого внешнего повода для такой необходимости, но, по-видимому, что-то случилось с ним и в нем здесь, в Швейцарии, на расстоянии от политических событий, и все-таки это каким-то образом произошло, нет, не изменение образа мыслей, он мог бы лишь утверждать или, лучше сказать, ему вдруг стало ясно, что он не анархист в том политическом смысле, в котором это слово употреблялось, а скорее тип Базарова. Он был все-таки слишком индивидуалистом, с самого начала и, собственно, всегда; и лишь время от времени мог вступать в некое сообщество, как тогда, в то лето, когда они все вместе думали об одном и том же, что и составляет революционную ситуацию, из чего всегда исходил Б. Он, конечно, был скорее попутчиком, быстро воодушевлялся, но скоро его энтузиазм ослабевал, и так получилось, что (в настоящую революцию он никогда не верил) на месте революционной активности возникали научные тезисы и догмы, выдвинутые и без конца повторяемые, тут же возникал самый настоящий бюрократизм. Для индивидуального террора у него, наверное, просто не хватило бы мужества, да, он согласился бы с этим. Тогда, в Мюнхене, они все время спорили, в коммуне на Кайзерштрассе, настоящей коммуной ее, конечно, нельзя было назвать, но они все время там встречались, а некоторые жили там постоянно. Подобные разговоры происходили, конечно, лишь между двумя или тремя из них, и они планировали на будущее больше, чем было возможно. Однако тогда уже существовали решения (и пускай лишь перед собственной совестью), потому что это не должно было остаться только на уровне разговоров. Теоретически они проиграли уже подобный ход событий, так сказать в качестве модели, во время похорон Лёбе. Покушение. Ему выпал жребий выпрыгнуть наперерез траурной процессии, чтобы остановить ее, а Раймер должен был в тот момент бросить бомбу в правительственную машину. Они тогда втроем прилетели в Берлин и стояли на Курфюрстендамм, напротив кинотеатра «Лупа», Раймер недалеко от Maison de France, К. между ними как наблюдатель и сигнальщик. Когда мимо него проезжали полицейские мотоциклисты, он чувствовал как бы укол, а теперь он должен был выпрыгнуть вперед и броситься перед первой машиной на землю.

Да, он, кажется, читал, что Раймер подорвал пластиковой бомбой нефтебак в Ингольштадте. Он считал это бессмысленным. Когда Раймера арестовали, он уехал в Швейцарию. Его нельзя обвинить, потому что он не имел никакого отношения к покушению и в течение нескольких месяцев вообще не видел Раймера… впрочем, он еще раньше носился с мыслью отправиться в Локарно или в Neuchâtel, чтобы заняться биографией Б. Он почувствовал облегчение, поскольку никогда не был поставлен перед необходимостью серьезного решения… Итак, все-таки Базаров. Для которого радикальная перемена была лишь игрой? Конечно, правила игры имеют силу, пока игра не закончена. Никому не приходило в голову, что произойдет, когда игра превратится в действительность. Игра продолжается, пока каждый участник исполняет определенную роль. Покушение, наверное, нарушило правила игры. Однако так далеко дело не зашло. То есть правила игры и были таковы, чтобы ничего не менялось.