Николай Добролюбов: Очерк истории немецкой литературы… Составлен О. Шталем

Странная, жалкая судьба постигает все наши попытки на поприще образования! Чуть только выскажется в обществе желание учиться, чуть только кто-нибудь сделает шаг вперед, – сейчас же подскочит ловкий специалист, бывалый человек, авторитет, вождь ex officio, [1]– и предлагает указать лучшую дорогу, облегчить трудности пути, поить, кормить и лелеять вас во все время вашего странствия. Только положитесь на него, – он вас уж проведет!.. Хотите историю знать, – г. Иван Шульгин вам руководство предлагает; {1}географию – г. Зуев составляет для вас бесчисленное множество атласов; {2}грамматику, – к вашим услугам гг. Греч и Иван Давыдов; {3}педагогику, – г. Николай Вышнеградский целый журнал для вас основывает!.. {4}Наконец, если своего ума и… смелости не хватит, так можно у иностранцев позаимствоваться. Для политической экономии недавно явился у нас отвратительный перевод тупоумного курса Гарнье; {5}теперь вот для истории немецкой литературы (то есть, собственно, – только поэзии; в книге ни слова не говорится о немецких историках, философах и пр.) является книжка, составленная г. Шталем по лекциям гг. Вильмара и Бартеля!.. {6}Нужно же было взяться за это дело именно г. Шталю, который издал теперь только первую часть, но говорит в предисловии, что «если богу будет угодно, то скоро явится и вторая!». Нужно же было этому почтенному сочинителю выбрать себе фанатически-одностороннего Вильмара и поверхностного Бартеля (можете себе представить, каков должен быть поверхностный немец!). Бранить г. Шталя, собственно говоря, не за что: он сделал, что умел и как умел, сообразно своим способностям и понятиям. Понравились ему Бартель и Вильмар за то, конечно, что оба очень благочестивы и скромны, – он им и предался душою. Полюбились они ему тем, что один имел четыре, а другой восемь изданий в Германии, – он и сообразил, что недурно из них составить книжку и для русской публики. Проверить их суждения, выразить свой собственный взгляд на писателей г. Шталь не мог, вероятно, потому, что сам не вполне знаком с немецкой литературой… Чего же от него требовать? В чем его упрекать? В том разве, что не за свое дело взялся? Да как же это не его дело? Послушайте-ка, что он говорит в предисловии: «В надежде, что предлагаемый очерк, писанный большею частью по лекциям гг. Вильмара и Бартеля собственно только для моих учеников, может принести некоторую пользу и другим, я решаюсь издать его в свет». Видите ли: это его специальность, он учитель, ex officio учитель; как же ему не взяться за обучение публики тому предмету, которому он (с большим, должно быть, успехом) обучает своих учеников?.. Нет, можно пожалеть, что кто-нибудь другой не взялся за составление курса немецкой литературы; но г. Шталя упрекать не за что!..

И как отозваться о самой книге его? Полезна она или вредна может быть для читателя? Как хотите: может быть и то и другое. Самое дурное в большей части наших учителей – то, что они не довольствуются сообщением нам нужных фактов, а хотят навязать и свои понятия об этих фактах. У них есть убеждение, что они не только знают больше, чем их ученики, но что и мыслят они лучше. Вследствие того, рассказавши историю какого-нибудь Молчалина, они никак не хотят предоставить ученику самому обсудить ее, а непременно считают долгом прибавить: «Молчалин есть примерный молодой человек…» Таким образом и случается почти всегда, что юноши наши обогащаются познаниями в ущерб здравого смысла. Подобный ущерб угрожает всякому, кто захочет довериться суждениям г. Шталя. Это обстоятельство едва ли не уничтожает всю пользу, какую могло бы принести учащимся довольно подробное изложение некоторых произведений немецкой поэзии (например, «Песни о Нибелунгах», «Рейнеке-Фукса», нескольких пьес Шиллера и Гете), представленное в книге г. Шталя. Правда, г. Шталь не искажает смысла рассказываемых произведений, как это делает, например, г. Орест Миллер в своей диссертации; но зато суждения его ничуть не лучше тех, которые представлены в диссертации «О нравственной стихии в поэзии». {7}Например, г. Шталь говорит, что драма Лессинга «Nathan dor Weise» [2]«основана на том софизме, будто бы в каждой вере можно быть добрым человеком» (стр. 82). О «Фаусте» ои говорит: «В нем Гете хотел показать, что если человек ищет свободы вне бога, в необузданной жажде знания и грешной гордости стремится ко всеведению, то подпадает духу лжи и грубой чувственности и погибает во грехах» (стр.