Гарольд Пинтер - Карлики

Нет, не подумай, что я тебе зубы заговариваю. На самом деле осталось сказать совсем немногое, не хватает только некоторых деталей.

Давай попробуем определиться вот с чем. Да, я, наверное, действительно не отдавал тебе все, что был должен, но у меня на то были объективные причины. Мне действительно нечем было платить. Я вполне понимаю, что тебе приелось изливать свое внимание и хорошее отношение в бездонный колодец, если не сказать – в выгребную яму. Вполне возможно, что в моем обществе ты чувствовал себя как в чумном бараке. Кто тебя знает, может быть, тебе казалось, что я кусаю руку, которая протягивает мне кусок хлеба. Или, если говорить иначе, оскверняю храм дружбы. Но насколько справедливо относиться ко мне с такой точки зрения? Я не стану изворачиваться и открещиваться от промахов и ошибок, если претензии будут предъявлены грамотно, а упреки окажутся справедливыми, вот только что-то не видно, чтобы те, кто жив и здоров, выстраивались в очередь с доказательствами моей неправоты.

Ну что, можешь возразить или хотя бы прокомментировать? Нет, потому что я лучше в этом разбираюсь, гораздо лучше тебя. Уж поверь мне. Я умею отличать возвышенное от нечистого и всякое такое. Некоторое время назад я совершил странный, нелогичный поступок, в который ты можешь даже не поверить и не понять. Я продал лучшую часть своей души Господу Богу, а он с тех пор платит мне дивиденды.

Я вполне способен поднапрячься и написать новые псалмы Давида. Ты, наверное, не в курсе, но он для меня воплощение идеального человека. Было дело, верил я в Христа, но эта вера была произвольной, основанной на доводах рассудка. Вот страхи – другое дело, их и описать трудно. Слов таких еще не придумано. Лунатики и безумцы верят в них и считают чем-то реальным и важным, определяющим нашу жизнь. Постулат, конечно, спорный.

И все же я верю, что между тобой и мной есть нечто большее, чем этот выкидыш, который мы назвали дружбой. Мы не поняли этого, не поняли друг друга, да и вообще практически ничего не поняли.

Ты, конечно, можешь меня не слушать и выбросить из головы все, что я наговорил, но, если ты так поступишь, я пойму, что ты предал самого себя, отказался от своего истинного «я».

В общем, главное, ради чего я затеял этот разговор, – я хочу, чтобы ты понял, что у каждого из нас должно быть право и возможность закатать другому хорошую оплеуху промеж глаз, если это будет казаться необходимым и оправданным. И ты должен понять, что такие люди, как ты и я, те, кто не является законченными подонками, должны уметь переживать любые изменения в личной жизни каждого и даже возникновение любовного треугольника, не становясь мстительными, глупыми или слепыми.

Вот так-то.

Марк сидел неподвижно.

Мне кажется, у тебя есть что мне сказать.

– Да, – сказал Марк, – кое-что есть. Он отвернулся от стены и сел прямо.

– Да, думаю, что есть.

Он посмотрел в камин, затем обвел взглядом комнату.

– Дело в том, видишь ли…

Он потянулся и посмотрел в потолок.

– Для меня проблема заключается в том, – сказал он, – что мне приходится убеждать самого себя, будто ты на самом деле не считаешь меня скотиной и подонком. По крайней мере я должен допустить, что ты относишься ко мне не так, и лишь после этого я смогу тебе хоть что-нибудь сказать.

Итак, допустим или хотя бы предположим, что ты меня таким не считаешь.

Я тебя выслушал.

Видишь ли, Пит, я могу оценить то, что ты оставил за собой право испытывать чувство презрения. Я тоже. Кроме того, я с уважением отношусь к тому, что ты тратишь немалую часть своего времени, пытаясь примирить это презрение с чем-то другим, что имеет для тебя определенную ценность.

Но видишь ли, мне кажется, что, когда речь заходит о чем-то серьезном, ты запираешься в сторожевой башне презрения, сжигаешь за собой мосты и замуровываешь выходы. Tы признаешь возможность примирения только теоретически. Может быть, ты даже искренне веришь в эту возможность. Но на самом деле ты ведешь себя так, что становится ясно: для тебя единственно возможный ход вещей – тот, который кажется правильным тебе.

Не способен ты жить по чужим правилам, не получается у тебя готовить на чужой кухне.

Tы говоришь: дружба и все такое – вещи бесполезные. Если это так, значит, я большую часть жизни провел в плену иллюзий. Tы же никогда под их влияние не попадал. Ты просто на это не способен. Я заблуждался, но не я хочу избавляться от этого заблуждения. Иногда мне казалось, что ты готов поддаться этому очарованию встреч. Но я, выходит, ошибался. А ты, оказывается, всегда это знал.