Гарольд Пинтер - Голоса семьи - Радиопьеса

Первый голос: молодой человек

Второй голос: женщина

Третий голос: мужчина

Первый голос. Мне здесь очень хорошо.

Погода все время меняется, но в целом на удивление тепло… чаще тепло, чем прохладно.

Надеюсь, ты здорова и не так измотана, как в тот раз, когда я тебя видел.

Нет, усталости ты не ощущала, ты чувствовала себя прекрасно — просто выглядела утомленной.

Скучаешь ли ты по мне?

Мне очень весело, думаю, ты будешь рада это слышать.

В данный момент я почти в стельку пьян.

Сегодня вечером выпил пять пинт в «Гербах рыботорговцев», потом три двойных скотч-виски и буквально кувырком вкатился домой.

Кстати, о моем доме: могу тебя уверить, у меня исключительно милая комната. И ванная тоже. Исключительная. Время от времени я с истинным наслаждением принимаю там ванну. Как и все в доме. Все они, совершенно голые, лежат в ванне, испытывая истинное наслаждение. Жильцы нашего дома, все до одного, только и говорят о том, как великолепны наши общие ванна и ванная комната, и буквально каждому встречному норовят рассказать, как здесь можно замечательно искупаться, в этом более или менее несравненном, прямо скажем, месте.

Это во многом заслуга хозяйки дома — некой миссис Уизерс, которую при более близком знакомстве все находят в высшей степени обворожительной, человеком, обладающим неоспоримыми достоинствами.

Разумеется, я пошутил, сказав, что я пьян.

Держу пари, ты посмеялась.

Мама?..

Ты поняла, в чем соль шутки? Ты ведь знаешь, я не прикасаюсь к спиртному.

Мне хорошо в этом огромном городе, где я сам по себе. Я надеюсь в скором времени завести себе друзей.

И подруг тоже.

Я мечтаю встретить какую-нибудь замечательную девушку. Я привезу ее домой и познакомлю с мамой.

Мне приятно гулять по этому огромному городу — гулять самому по себе. Занятно никого не знать. Когда я прохожу на улице мимо людей, те даже не сознают, что я с ними незнаком с сотворения мира. Они знакомы с другими, еще больше людей знают их — и поэтому они, естественно, полагают, что даже если я не знаю их самих, то уж наверняка знаком с теми, другими, знающими их, людьми. И они смотрят на меня, стараясь привлечь внимание, ждут, когда я с ними заговорю. Но я, будучи с ними незнаком, молчу. И даже не испытываю ни малейшего искушения вступить в разговор.

Мама, пойми, я не одинок, поскольку все, что я когда-то пережил, — со мною; я как бы нахожусь в его обществе — например, в обществе моего детства, от начала до конца которого ты, мама, и отец направляли меня.

Я в очень хороших отношениях с домовладелицей, миссис Уизерс. Она говорит, что я — ее утешение. Мы с ней слегка выпиваем за ланчем, еще раз — за вечерним чаем, а потом идем поздним вечером в «Гербы рыботорговцев» пропустить парочку пинт.

Во время Второй мировой войны она служила в женском подразделении ВВС. «Не поджимай хвост, Чарли, — любит говорить она. — Зови его летным сержантом — и он будет счастлив, как свинья в луже».

Она бы тебе наверняка понравилась, мама.

Кажется, светает. Я могу различить, как начинает рассветать. Новый день. День, который я горячо приветствую. И потому я заканчиваю это письмо к тебе, дорогая мама. Твой любящий сын.

Второй голос. Родной. Где ты? Цветы тут восхитительные. Цветики. Ты их так любил. Почему ты совсем не пишешь?

Я думаю о тебе и гадаю, не заболел ли ты. Думаешь ли ты когда-нибудь обо мне, твоей матери? Хоть изредка? Вообще?

У тебя изменился адрес?

Подружился ты с кем-нибудь? С хорошим парнем? Или славной девушкой?

Вокруг так много хороших ребят и славных девушек. Пожалуйста, не связывайся с плохими. Ты можешь попасть из-за них в ужасную беду! Тебе было бы это отвратительно. Ты ведь такой разборчивый, такой щепетильный.

Я часто думаю о том, что хотела бы прожить остаток жизни вместе с тобой и твоей молодой женой. И чтобы она была тебе отличной женой, а я время от времени обедала с вами. Я сама бы с огромным удовольствием готовила обед, случись вам утомиться за долгий день — а я уверена, что так оно и будет.

Иногда я прогуливаюсь в горах и думаю о тебе. Думаю о тех временах, когда ты гулял в горах со своим отцом, запасшись бутербродами с сыром. Было же так? Вы сидели вдвоем на вершине и вместе ели мои бутерброды с сыром. Ты помнишь нашу шуточку — «ням-ням»? «Мы чертовски приятно прогулялись», — говаривал твой отец. «Ты хочешь сказать, у вас был хороший ням-ням», — отвечала я. И вы оба смеялись.