Array Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 02

Для Страхова христианский идеал — абсолютная и непреходящая ценность. Любые попытки нигилистов сотворить «собственный» идеал жизни ущербны, ибо выбрасывают человека из потока истории… Величайший грех нигилизма — в отречении от религии. Корень духовной жизни человека — в сердце, а не в уме, пишет русский критик. В нигилизме же — «бессердечие, отсутствие истинного чувства добра, нравственная слепота. Это не живое тёплое страдающее сердце, а напротив, — отвлечённая жестокость, холодный головной порыв». Лескову, писавшему о «бездушных идолах» нигилизма, была близка и мысль Страхова, что нигилизм есть не что иное, как «крайнее западничество — западничество, последовательно развившееся и дошедшее до конца».

В этом русским людям придётся ещё не раз убеждаться, и не только, увы, в XIX столетии… Русские мыслители предчувствовали, что народу предстоит в будущем немало искушений и соблазна, ибо он вступит в эпоху, когда будут рушиться вековые общественные, нравственные устои, что с цивилизацией уже и народу, подобно интеллигенции, придётся пройти «фазис разврата и лжи» (Достоевский). Сумеет ли народ выйти из этого испытания жизнедеятельным, способным на историческую жизнь? Русским писателям хотелось верить, что народ отстоит свой нравственный облик. Так же, как Лесков, начавший свой творческий путь с публикаций, посвящённых распространению Евангелия в широких народных слоях, призывал по сути к тому же другой великий борец с нигилизмом — Фёдор Достоевский. В одном из писем он касается тех же проблем: «Ваш ребенок 8 лет: знакомьте его с Евангелием, учите его веровать в Бога строго по закону (…) иначе не будет хорошего человека, а выйдет в самом лучшем случае страдалец , а в дурном так и равнодушный жирный человек , да и ещё того хуже…». Роль воспитания огромна, ибо «без связующей, общей, нравственной и гражданской идеи нельзя взрастить поколение и пустить его в жизнь…».

Недавно на Глинских чтениях один из духовных пастырей сказал о сердце как о корне существования человеческого. О том, что воспитание как возвышение сердца предполагает воцерковление, чтобы человек был как свеча, которую ставят на подсвечник, чтобы светила всему дому. О том, что образование без воспитания — как дом, построенный на песке.

Изумительные плоды дает возвышающая педагогика. Мне довелось читать отрывки из сочинений учеников, работающих под руководством учителей, использующих на уроках словесности святоотеческое наследие, творения оптинских и глинских старцев, «Симфонию по творениям святителя Тихона Задонского» о. Иоанна (Маслова), который исследовал это наследие, учение о спасении, отозвавшееся в творчестве Лескова и Достоевского… Святитель Тихон Задонский видел цель образования и воспитания в спасении души человека.

По словам учителя словесности из Москвы Т. Шевченко, ребята не всегда правильно понимают классику, а через эту призму святоотеческого наследия могут прийти к глубокому, истинному пониманию великой русской литературы. Преподаватель воспитывает детей на нашем духовном наследии, на трудах о. Иоанна. Поистине, учитель, как заботливый садовник, поливающий и подкармливающий молодые деревца, может споспешествовать тому, чтобы юная душа со временем дала «плод обильный». Руководствуется Шевченко и словами великого педагога К. Ушинского, который говорил, что «воспитание, созданное самим народом и основанное на народных началах, имеет ту воспитательную силу, которой нет в самых лучших системах, основанных на абстрактных идеях или заимствованных у другого народа». Это подтверждают сочинения её учеников (см.: «Святоотеческое наследие в общеобразовательной школе», М., 2000), они иногда удивляют своей зрелостью, проникновением в суть литературного произведения. Или — явления, даже такого, казалось бы, непростого, как нигилизм. Детям, оказывается, может быть вполне доступно то, о чём говорили лучшие мыслители России!

Школьники остро ощущают аморализм, безбожие нигилистов, их нравственную слепоту. Они могут даже почувствовать, что из этих же умствований и отвлеченной жестокости родился и страшный эксперимент Раскольникова. Вот и автора «Преступления и наказания» волнует то, почему «молодежь образованная от бездействия перегорает в несбыточных снах и грезах, уродуется в теориях». «Всё дозволено» — и можно разрушать всё настоящее «во имя лучшего», можно двигать мир «к цели»? Читая план урока, видишь, как заостряется внимание детей на таких вопросах: Что значит «во имя лучшего»? Какого «лучшего»? Какой «цели»? Как понимать «прогресс»? Существует ли он? Научно-технический — да. И всё же: неужто стали лучше люди, постепенно забывающие «старые» законы и потерявшие представления об истинной цели жизни? Учитель помогает увидеть, как из неверия Раскольникова вытекает жестокость, ненависть к людям (вплоть до ненависти к самым дорогим и близким). Напротив, истинная жертвенная любовь Сони всё прощает, всё терпит… И противопоставление двух главных героев связывается невольно с противопоставлением живой жизни и мертвящей теории. Начиная работу над толкованием художественного произведения, педагог прежде всего пытается заставить ребят задуматься о главном в человеческой жизни, о причинах трагедии молодого человека, начинающего свой путь с преступления, о том, с чего зарождается всякий грех, наконец, о жертвенной любви, которая спасает человека.