Важно, чтобы мы не забывали того, о чём говорится в известном высказывании нашего классика: мы русские в той мере, в какой мы православные. Эту свежую струю в духовной жизни России, для многих ещё непонятную, неожиданную, удивительно точно, прозорливо выразил Достоевский в «Дневнике писателя». «Неожиданным (впрочем, далеко не для всех), — говорил он, словно глядя нам в глаза, — было то, что народ не забыл свою великую идею, своё „православное дело“ — не забыл в течение рабства, мрачного невежества, а в последнее время — гнусного разврата, материализма… Даже, может быть, и ничему не верующие поняли теперь у нас, наконец, что значит, в сущности, для русского народа его Православие и „православное дело“. Что это именно есть прогресс человеческий, всеочеловечивание человеческое, так именно понимаемое русским народом, ведущим всё от Христа, воплощающим всё будущее своё во Христе и во Христовой истине и не могущим и представить себя без Христа».
Вероятно, именно эта общность в главном — понимании православного дела как истинного прогресса человеческого — определила и систему воспитания Лескова: она основана на его борьбе с нигилистическим злом, духом разрушения и — верности писателя праведническому идеалу.
С публицистической страстностью написан нашумевший полемический роман 1870-х годов «На ножах». В нем показано ренегатство вчерашних нигилистов-социалистов, ставших проводниками дикого, хищного капитализма. Такими «перевертнями» являются персонажи романа Горданов, Висленев, Кишенский. «С ножами» пришли они водворять «свою новую вселенскую правду». «Сволочь, как есть сволочь», — говорит о новоявленных нигилистах-хищниках в романе герой его, майор Форов, «чистый» служитель социальной «веры», увидевший, что они «любым манером готовы во что хотите креститься и с чем попало венчаться». Они даже перехватывают патриотические лозунги у патриотов и манипулируют ими. Мимикрия под патриотизм — когда это нужно для их разрушительных целей — профанация священнейших для каждого православного идей. Горданов и его подручный Висленев повязаны тяжкими преступлениями — грабежами, убийствами, поджогами, подстрекательством крестьян к бунту. Доносами и клеветой (в прессе) на истинных народных защитников вроде Подозёрова под руководством еще одного типа, всесильного пройдохи Кишенского (он и ростовщик, и делец, и в газетном бизнесе игрец). «Всех этих с русским направлением» они бы охотно «передушили». Лозунг их: «Глотай других, или иначе тебя самого проглотят другие», «Обогащайтесь, кто как может» — и тогда «одолеете мир».
Любимейший самим Лесковым герой, священник Евангел, на протяжении всего романа ведёт спор с «людьми без родины». Когда один из «атакующих» его нигилистов вопрошает: «Да что вы в ней (в России. — Т. О.) видите хорошего? Ни природы, ни людей. Где лавр да мирт, а здесь квас да спирт, вот вам и Россия», о. Евангел отвечает на это размышлением — удивительной «теплоты и светлоты». Пожалуй, это размышление являет собой одно из лучших мест романа. Читаешь вдохновенные слова о. Евангела и как будто оказываешься на привольном русском поле и вдыхаешь знакомый «до трепетанья сердца» аромат произрастающих там цветов и трав, способных даже вылечить «черную немочь». И мысленно восходишь вместе с лесковским героем к образу всей нашей Родины, великой «мягкосердечной Руси»…
О. Евангел исполнен любви к людям; он любит всех: и верных чад Православной церкви, и заблудших; непримирим лишь к подлым, злонамеренным и расчётливым богоборцам, которые всегда, в сущности, враждебны русской державе. Самим примером своим пастырь этот утверждает попранный нигилистами смысл жизни человека, служение Богу, зовущему нас к Себе: «Приидите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф. 11, 28). Самое имя Евангел художественно значимо: его герой живёт по Евангелию, его поучения проистекают из его собственного опыта, сущность которого — любовь…
Всё это очевидно непредвзятому взгляду. Но, оказывается, и сегодня есть люди, которые в упор не видят сущности таких героев, напоённых, по словам самого Лескова, «одним христианским духом», «закрывают», замалчивают эту тему, слепо следуя в понимании творчества писателя за нигилистами-интернационалистами.
Например, упомянутый критик Лямпорт, прочитав мои заметки о Лескове (под самым что ни на есть лесковским названием: «Время слов прошло — нужны подвиги!»), заявил, что с православной темой, дескать, патриотическая печать «запоздала» «больше чем на тысячелетие»; что Русь-де «рассталась» с православием, «а во вчерашний день, тем более в позавчерашний день никому ещё вернуться не удалось… Психологической потребности в Боге у большинства нет как нет… Питать надежды на счет православия тщетно»; что наше «религиозное чувство» — «маргинально» и за годы советской власти мы якобы растеряли веру и пр.
Читать дальше