Это письмо к королю Олелько Второму (Долгорукому-Рюриковичу) ты составил, уже сидя в 18-м автобусе, где-то между остановками «2-й Гончаровский переулок» и «Улица Яблочкова».
А в автобус ты сел согласно инструкции. Потому что это важное государственное дело. Ожидая на автобусной остановке, вытащить билет из кармана/сумки и, подняв его высоко над головой в вытянутой правой руке, войти в автобус. В салоне немедленно закомпостировать, пользуясь для этой цели компостером. Имеющиеся проездные документы многоразового использования предъявить вслух всем присутствующим. Как-то в автобус сели две приятные субтильные барышни и сказали: «У нас месячные». Согласно инструкции.
На «Улице Яблочкова», как всегда, набилось полно вьетнамцев в советской одежде для детей. Они о чем-то между собой повизгивали, но ты вынужден был прервать и наскоро завершить составление письма Его Королевской Милости, поскольку внезапно осознал, что понимаешь каждое их вьетнамское слово.
— Ты слышал, милый друг, как на рассвете ныне в горных лесах кричала обезьяна? — спрашивал один.
— И обезьяна кричала, и барабан бил, и пил я до утра вино свое в холодной беседке под отцветающей сливой, — отвечал на это второй.
— И я до утра уснуть не мог — так шумел бамбук под моим окном, так пели розовые фламинго на озерах…
— Прощаясь с милым другом, великим поэтом и каллиграфом, созвал я певуний и устроил ему на дорогу пир. Играли нам певуньи на цитрах, играли мы певуний нефритовыми своими палками, хорошо пели певуньи, нежно наших ушей касаясь. Одна из них была лисицей, другая — переодетой принцессой. Только перед рассветом поехал мой друг, поэт и каллиграф, в свои горы, долго прощался, и слезы его с вином смешались, и лисицу он забрал с собой, а переодетую принцессу мне оставил, да когда я вернулся в дом, увидел лишь розовый лотос на ложе. Исчезла навек принцесса. Может, и не было ее?
— А под пагодой Золотого Дракона был вчера праздник Блуждающих фонарей. Видел я там, как веер потеряла лучшая из императорских наложниц. Несли ее в ореховом паланкине мимо меня, и веер упал на траву. Так и не уснул я прошлой ночью, вдыхая запахи оброненного красавицей веера…
— А бамбук под окном до утра шумел, и слышно было, как он растет, из-под ногтей растет, разрывая кожу…
— В семидесятом я точно так же прикончил американца — с двадцати метров попал ножом ему между лопатками…
— А где закопали вчерашнее тело?
— Пока что лежит в моей комнате. Сегодня, когда стемнеет, спущу его вместе со всей требухой в канализацию…
— Он правда хотел силой отнять ящик водки?
— Он хотел купить ее по тридцать лениных бутылка, а я продавал по тридцать пять. Тогда мы сторговались по тридцать три, и ящик пива он тоже захотел купить. Но увидел, что я в комнате один… Он же не знал, что я валял американцев и покрупнее его. Пьяный был, водкой вонял. Большой белый мешок…
— И что есть человек, как не песчинка, а мир есть только страдание, и лучшее, что он может дать нам, — это забрать жизнь…
— И так учит Будда, и так учил товарищ Хо Ши Мин…
И при этих мудрых словах все невыспавшееся разбойничье кодло вышло из автобуса. Кто-то рассказывал, что они очень уважают больших белых братьев. Небось так же, как и маленьких черных букашек. Остановка «1-й Дмитровский проезд». Впереди — широченная, залитая дождем перспектива Бутырской. Сзади — Дмитровское, но туда сейчас ехать не следует, хоть там и находится гостиница «Молодежная», в которой Ежевикину, по его рассказам, иногда удавалось заказать в номер сразу двух девочек, делегаток комсомольской конференции.
Кстати. Про любовь. Кажется, Галя уже приехала из экспедиции. Не забежать ли? Какого черта лазить по этой пропитанной водами Москве в подпитии да еще и с повышенной температурой? С утра ничего не евши, кроме нескольких плавников мертвой рыбы из пивбара на Фонвизина? Конечно, надо позвонить Гале. Одна из твоих зазноб. Игра страстей и тонких психологических нюансов. Садомазохистские этюды. Сценки из жизни извращенцев. Единоборство эгоизмов. Школа новой любви. Ух!..
Остановка «Троллейбусный завод». Троллейбусная заводь. Не смешно.
Куда ты все-таки едешь, фон Ф.? Не забывай же о детях своих друзей, о Кирилле, о данном тобой слове.
Понимаете, милые мои угрызения совести, дело такое. Существует тысяча способов попасть в магазин «Детский мир». Например, не выходя из этого автобуса, не рыпаясь никуда, преспокойненько дотруситься до памятника йоханому Дзержинскому и, косясь правым глазом на архитектурный комплекс Лубянки, сойти в подземный переход и вынырнуть из него уже перед «Детским миром». Можно воспользоваться этим способом, тем более что уже остановка «Бутырская, 46».
Читать дальше