Хари Кунзру - Без лица

Все это — дань высокому гостю. Сэр Уиндэм Брэддок, ИПС, кавалер ордена Индийской империи 2-й степени, резидент Его Величества в Объединенных провинциях Пенджаба, — имперский полубог. Его поездки по двадцати пяти княжествам, находящимся под его опекой, всегда сопровождаются тьмой подарков, развлечений и дарбаров по неписаному протоколу. Неписаному, но именно поэтому изысканному, редкому, почти эфирному, в платонической форме политиканства. На этот год сэр Уиндэм оставил Фатехпур на самый конец сезона. Приближается жара — время, когда англичане становятся более раздражительными и анемичными. Как сэр Брэддок. Похоже, придется ублажать его еще усерднее, чем обычно. Автомобили носятся туда и обратно, подвозя припасы из Лахора. Серебро отполировано, стекло отмыто до блеска. Мелочи? Но от мелочей зависит порой так много.

В лагере наваба царит отчаяние. Уже, конечно, слишком поздно. Уже невозможно заставить Прайвит-Клэмпа ходатайствовать за них. Фироз унаследует трон, и вскоре их ожидает европейский кошмар в виде производственных линий и ухмыляющихся физиономий. Диван не может сдержаться и ударяет Прана по лицу, рассекая ему губу. Пран растягивается на полу пышно украшенной комнаты, наблюдая, как возле его головы капли крови множатся на зеркальной поверхности.

Друзья принца Фироза делают все возможное, чтобы успокоить его. Дон Мигель Де Соуза, чье похмелье уже сжимает с утра его виски, уверен, что все сложится как нельзя лучше. Фироз не верит своим глазам. Лучше? Легко ему говорить, этому испанцу или кто бы там он ни был, пресыщенному имуществом на трех континентах, и у кого миллион голов его скота поедает траву на далеком Мату-Гросу. Лучше? Знает ли он, как на самом деле ненадежно финансовое положение Фироза?

Сам Де Соуза предполагает, что, если Фироз собирается продолжать себя так вести, придется заказать себе «устрицу прерии» — сырое яйцо в бренди. Может помочь. Или это уже чересчур? В ответ на это Фироз, хорошо прицелившись, запускает в него бокалом. Де Соуза уворачивается. Одна из женщин, известная «восточная» танцовщица, вскрикивает и выбегает. Фироз замечает, что она слишком взвинчена. Кого-то посылают следом, чтобы вернуть ее, пока она ни во что не влипла.

В темноте последнего часа перед рассветом наваб, чьи глаза склеены сном, отдает шоферу приказ подготовить автомобиль. Он вносит тяжкий груз своих печалей в занавешенный задний отсек и едет по ухабистой дороге, скользя из стороны в сторону по банкетке, отделанной кожей.

У смятения в Фатехпуре есть предыдущие слои, целый «наполеон» вины, уходящей корнями в прошлое. Однажды летом старый наваб потратил больше обычного и обнаружил себя стесненным в средствах. Случилось это, когда ему захотелось купить нешлифованный рубин, увиденный у какого-то раджпутского ювелира, — огромный рубин, излучавший свет сам по себе. По политическим причинам заем должен был сохраняться в секрете, поэтому наваб обратился к постороннему человеку, банкиру-индусу из касты чаранов. Условия были выгодными, рубин перешел из рук в руки; затем его должным образом оправили и вставили в тюрбан, который нынешний наваб по-прежнему носит по официальным поводам. Это символ тайного стыда. Стыда потому, что были другие кредиторы, множество других кредиторов, а чаран жил в далеком Меваре. Стыда потому, что старый наваб взвесил свои обязательства и нарушил условия долга, полагая, что за этим не последует ничего. Стыда потому, что тот чаран следовал старым, прочным традициям своей касты и, когда осознал, что ему не заплатят, смешал яд и совершил ритуальное самоубийство. На смертном одре он притянул к себе сына за воротник на расстояние шепота и проклял семью, которая навлекла такой позор на его собственную.

Предсмертные проклятия — самые действенные. Однако какова была суть проклятия? Вот в чем вопрос. Только родственники чарана знают наверняка. Ходят слухи, что династия наваба обречена на вымирание в этом поколении. Все признаки налицо. Астрономы отметили нездоровую конъюнкцию Луны и Венеры. Разумеется, есть и менее доступные публике явления, которые высвобождаются из развязанной пижамы только в потаенном свете зенаны. Холодные пальцы судьбы сомкнулись на вялых яичках наваба, задерживая сперму, ослабляя эрекцию, которая должна была бы обезопасить будущее Фатехпура. Говоря языком поэзии, рок крепко держит его за яйца, обернутые в шелк.

Наваб держит путь в безвестную горную деревушку, и его проблема свернулась между ног, как маленький больной зверек. Когда небо светлеет, большой британский автомобиль рокочет по разъезженной скотопрогонной тропе, ведущей к хижине единственного святого, живущего нынче в пределах Фатехпура. Здесь Гордый Правитель, Покоритель Тьмы и Истинный Меч Ислама простирается перед слепым бедняком, притрагивается к его мозолистым ступням и просит снять проклятие.