Э. М. Хоумс - Да будем мы прощены

Не могу сказать, что визит человека из дорожной полиции штата был совершенно неожиданным. Он заехал спросить о наезде, который случился в сорока милях отсюда – водитель скрылся. Он объясняет:

– Мой шурин работает на мойке, и он фанат детективных шоу…

– Понял, – отвечаю я и даю ему карточку Уолтера Пенни.

Полицейский звонит Уолтеру, и тот, несмотря на поздний час, говорит, что да, была спецоперация, и был причинен ущерб и человеку, и автомобилю, но в целом все прошло хорошо, а других комментариев не будет.

– Так вы вроде оперативника, – говорит полицейский, вешая трубку. – Здорово. Теперь самое трудное будет об этом обо всем шурину не рассказать.

– На самом деле я лишь отставной преподаватель, которому иногда случается вляпаться.

– Ты на свадьбу придешь? – спрашивает мама, когда мой визит подходит к концу.

– Когда вы женитесь?

– Скоро. И чего ты все время стоишь? Уже больше часа ты здесь и все стоишь и стоишь с таким мрачным лицом?

– У меня ранение, – отвечаю я. – Сидеть мне сейчас трудно.

– Геморрой? – уточняет мама.

– Нет. А со свадьбой – дело решенное?

– Как понимать твой вопрос?

– Ты действительно собираешься за него замуж?

– Разве не потому я тебя и спрашиваю?

– Ну, да. Но что у вас общего?

– Мы старые. Мы оба любим движение. Мы любим играть, кидать и ловить мяч – нам дают для этого мячи «Нерф», из пены. Мы ими кидаемся. И самое главное, – говорит она, – я ему помогаю в карты играть. Он уже не так хорошо видит – потерял глаз при игре в гольф давным-давно, – и у него в голове звенит уже много лет.

– И это тебе в нем нравится?

– Мы хотим съехаться, – говорит она.

– У меня никаких возражений. И, как ты знаешь, вы со своим другом всегда можете приехать и жить дома.

– С тобой? – спрашивает она. – Ты же неряха. Я так рада была, когда ты выехал из моего дома. С чего это мне бросать его теперь и ехать убирать и готовить? Мне и тут хорошо.

– Брак – это вещь, к которой надо относиться серьезно.

– Да ерунда это, – отмахивается она. – Я бывала замужем. Ну, – говорит она, – я так понимаю, что ты не против?

Я прощаюсь и бегу по коридору, надеясь поймать кого-нибудь из администрации, пока они еще все не ушли.

– Простите, с кем мне тут поговорить о правилах вступления в брак ваших пациентов?

Меня долго перекидывают от одного к другому, хмыкают, жмутся, мнутся, и наконец находится некто, сообщающий мне:

– Мы не любим, когда вместе живут неженатые пары.

– Вот это меня меньше всего волнует, – отвечаю я, думая, в здравом ли уме моя мать и ее будущий муж. – Есть имущественные вопросы, которые следует учесть. Должен ли быть заключен добрачный контракт? В их возрасте не следует ли такое решение приниматься родственниками?

– Вы ее опекун? – спрашивает меня кто-то из сотрудников дома. – Вы готовы объявить ее недееспособной?

– Послушайте, я этого человека видел только дважды, и он уже называет меня сынок. Поэтому не знаю, к чему я готов.

– Иногда, – звенит колокольчиком голос социальной работницы, – мы проводим церемонии соединения, с настоящими цветами, костюмами, платьями и ведущим, выполняющим церемонии. Это вроде бы вполне всех устраивает. Мы сообщаем паре, что ведущее церемонию лицо штатом не уполномочено, но это дешевле официальной свадьбы. Я даю парам и их родственникам подписать документ, подтверждающий, что церемония не имеет юридической силы, и в случае развода или смерти одного из участников пары никаких имущественных и правовых последствий не наступает. Помощник юриста, который оформляет бумаги на отказ от реанимации, поможет вам его составить.

– Звучит разумно, – говорю я. – И тогда вы им разрешаете поселиться в одной комнате?

– Насколько они захотят и смогут, – отвечает она. – А пока что смотрите: ваша мать встает и ходит. Она танцует. Может, это не та женщина, которую вы знали, но кем бы она ни была сейчас, живется ей отлично.

По дороге домой я подъезжаю к окну выдачи «Чик-инн» и беру целую птицу навынос. Женщина на выдаче просовывает огромную горячую жареную птицу в окно, предназначенное, как мне раньше казалось, лишь для кофе и пончиков. Следом выдается пакет с сухарями и картошкой.

Идя к двери, я слышу с автоответчика голос Уолтера Пенни:

– Я получил вашу претензию: три тысячи восемьсот долларов за повреждение машины. Она должна быть рассмотрена в ближайшее время.

Я ставлю пакеты и слушаю пока, как он разливается.

– Не забывайте, у вас еще халва в багажнике. Похоже, она послужила балластом, когда этот кретин вас вывозил. О ее возвращении беспокоиться не нужно: раз мы ее выпустили из рук, обратно принять не сможем. Я хотел вам напомнить: оставлять ее в багажнике не следует, там, вероятно, слишком жарко. Да, кстати, вы печенье забыли в лагере – отличные штучки. В чем секрет?