Э. М. Хоумс - Да будем мы прощены

Я в недоумении оглядываюсь. Солдат исчез.

– Ты сам приехал из леса? – повторяет вопрос Уолтер.

– По-видимому, – отвечаю я.

– Один?

– Похоже на то, – говорю я, выдергивая бланк у него из пальцев.

– Тогда можешь его использовать для претензий по машине и по собственной персоне.

– Вы в меня стреляли, – говорю я, не обращаясь ни к кому конкретно.

– И себя и машину – в одной и той же претензии, – напоминает Уолтер Пенни.

– Едва царапнуло, – говорит один из тех, что непонятно откуда. – Я запись смотрел.

– Вы очень похожи на своего брата, – говорит один солдат так, будто это все объясняет.

Я даже не спрашиваю, где израильтянин, но замечаю, что один из фургонов без маркировки уехал.

– Мы закончили? Я могу ехать?

– Да, – отвечает Уолтер. – Заправиться не забудь.

Меня провожают до дороги – она жутковата при полном отсутствии других машин. Жму домой со скоростью восемьдесят миль в час. Жал бы и больше, но при повышении скорости что-то начинает неприятно дребезжать.

Меня трясет, включаю отопление – ноль реакции. Лезу рукой вниз – сиденье автомобиля мокрое. Щелкаю подсветкой карты – сиденье потемнело от крови.

Небо за стеклами начинает светлеть. Сколько времени, я не знаю – часы в машине застыли на три сорок три. Незадолго до своего поворота я отклоняюсь от пути, заезжаю в местную больницу. С парковки посылаю эсэмэску тетке Рикардо, что задержусь дольше, чем собирался, и вижу шесть непринятых вызовов – сообщения от Эшли и Рикардо. Они пишут «привет», делятся анекдотами и спрашивают, когда я вернусь.

К окошку подходит охранник.

– Тут стоять нельзя, – говорит он. – Парковка только для пациентов.

– У меня задница в крови, – объявляю я, вылезая из машины. Он ведет меня к сестре приемного отделения.

– Что случилось? – спрашивает она.

– В меня стреляли, – говорю я и теряю сознание, падая на пол. Прихожу в себя на каталке, лицом вниз, голой задницей кверху, и кто-то ее фотографирует. Слышу, что уже сделали рентген и, к счастью, дробин не нашли.

– Надо почистить, – говорит врач. – Тут зашивать нечего.

– Мне новый фотоаппарат подарили на Рождество, могу сюда принести старый, – говорит чей-то голос.

– Какое у него разрешение? – спрашивает другой.

– Понятия не имею, но уж точно получше, чем у этого дерьма.

Они еще обсуждают технические вопросы, а я лежу с голой задницей. Один из них наклоняется и обращается ко мне:

– Мы сделаем вам анестезию на седалище и почистим, – говорит он. – Рана была глубокая.

– Как это случилось? – спрашивает другой, наклоняясь ко мне.

– Сам не очень понимаю. Как если бы «Избавление» скрестили с «Сиянием».

– Хотите сообщить в полицию?

– Нет, хотел бы не предавать огласке.

Тут же вижу, как они решают, что это был незапланированный поворот какой-то любовной игры.

– Пару вопросов мы должны вам задать, – говорит один из врачей, наклоняясь ко мне и глядя прямо в глаза. – Вам ничего не угрожает в собственном доме? Вас никто не бьет, не обижает? Отвечайте прямо, здесь стыдиться нечего…

– А похоже, что я стыжусь? Мне действительно нечего сказать. Не знаю, кто это был.

Мне дают карточку с телефоном «горячей линии» для мужчин, подвергающихся домашнему насилию, и всаживают хорошую порцию антибиотиков и противостолбнячной сыворотки. У меня, как у чертова Джорджа, сразу раздувается рука. Выходя из больницы, чувствую, как под кожей наливается горячий шар.

Заезжаю на автомойку и спрашиваю, не могут ли они что-нибудь сделать с сиденьем – может, паровая чистка?

– На оленя налетел, – говорю я, покачивая головой.

– Ага, похоже, – отвечает мойщик и оглядывает меня этаким интересным взглядом, замечая залитые кровью штаны. – Он в салоне сидел?

– Просто огромный был, – отвечаю я.

Добравшись до дома, я вижу на входной двери написанный веселыми разноцветными буквами плакат: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ». Видно, что Эшли, Рикардо и Кристина почти всю ночь не спали и смотрят на меня с тревогой.

– Попали в аварию? – спрашивает тетка.

– Ты ездил к папе? Это он тебя так отлупил? – спрашивает Эшли.

– Ну и вид у тебя, – говорит Рикардо.

– Ну, в общем, были у меня приключения, – говорю я и ухожу в душ, потом принимаю тайленол, съедаю огромный завтрак и засыпаю как убитый.

– Я взяла отпуск по болезни, – говорит Кристина днем, зайдя меня проведать. – Не могу бросить вас с детьми в таком виде.

Я киваю и снова засыпаю, лицом вниз. Задницу жжет, в руке пульсирующая боль.