Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том второй

— Вот здесь он живет, этот старый ворчун, — девочка указала на один из домов и ускакала.

Окна квартиры были закрыты ставнями, а дверь — прикрыта. Фальк Намет, конечно, уехал в Гродно, как тогда, два года назад, сразу же после помолвки. Так подумал обрадованный Цемах и вздохнул с облегчением. Он уже хотел уходить, но мужчины и женщины со всех сторон показывали ему пальцами, что хозяин дома. Своими окаменевшими лицами и тыкающими пальцами они словно закрывали ему, чужаку, пути к отходу. В то же мгновение ему стало ясно, что Двойреле Намет еще не вышла замуж, хотя он и не знал, почему так уверен в этом. И все же он ухватился за эту мысль, чтобы избавиться от еще худшего предчувствия. Цемах несколько раз постучал в запертую дверь и все-таки надеялся, что никто ему не ответит. Вскоре он услыхал шаги, голос, словно из глубокого высохшего колодца, спросил, кто это стучит. В дверях стоял Фальк Намет, выглядевший точно так же, как два года назад: длинное вытянутое лицо, узкие глаза-щелочки, окруженные сетью морщин, какой-то пучок мха на шее вместо бороды и голый острый подбородок. Цемах едва сумел выдавить несколько слов из своих сведенных судорогой голосовых связок:

— Я бывший жених вашей дочери Цемах Атлас.

С минуту Фальк Намет тупо смотрел на него. Потом его глаза-щелочки широко распахнулись, челюсть задрожала. Цемах повторил, кто он такой, и добавил, что приехал попросить прощения у него и у его дочери за те страдания, которые причинил им. И он готов уплатить вено за горе и оскорбление…

— Убийца! — заорал Фальк Намет изо всех сил. Он выбежал на улицу и принялся кричать, обращаясь к обывателям: — Посмотрите, кто явился! Бывший жених моей дочери, убийца моей дочери явился! Прощения просить, говорит он. Моя Двойреле уже полтора года лежит в земле, а он только теперь заявился просить прощения у меня и у моей дочери. Этот убийца даже не знает, что она мертва, что он ее погубил!

Амдурские старики помнили эпидемию, помнили даже, как на кладбище ставили свадебный балдахин, чтобы она прекратилась. У всех в памяти были еще свежи воспоминания о разорении, принесенном войной. Некоторые жители местечка были убиты в ходе послевоенных погромов, когда власть постоянно менялась. Другие были убиты уже в мирное время на сельских дорогах. Однако никогда прежде амдурским евреям не приходилось видеть подобных печальных и удивительных сцен. Когда этот выглядевший как раввин молодой человек услыхал, что его бывшая невеста умерла, он растянулся на земле рядом с ее домом, уткнувшись лицом прямо в размокшую осеннюю землю. Фальк Намет перешагнул через длинное вытянувшееся на земле тело, вернулся в свой дом и заперся изнутри. Вокруг высокого красивого раввина стояли обыватели, женщины и уговаривали его встать. Он не двигался с места и даже не отвечал. Обыватели замолчали и остались стоять вокруг него, опустив руки.

С толстой палкой под мышкой Фальк Намет вышел из дома, чтобы пойти в синагогу на предвечернюю молитву. Увидев, что бывший жених его дочери все еще лежит у его порога, он переступил через него, как через падаль. Цемах поднялся, его лицо и борода были в грязи, он загородил дорогу своему несостоявшемуся тестю:

— Простите меня.

Фальк Намет выхватил из-под мышки свою толстую палку и занес ее над головой Цемаха, стоявшего, опустив руки, в ожидании смертельного удара. Однако Намет вовремя спохватился, что убивать человека нельзя. Он плюнул в бывшего жениха дочери и ушел в синагогу. Цемах последовал за ним на расстоянии и остался стоять снаружи, как будто ему было запрещено заходить в святое место. Неподалеку евреи собирались группками и смотрели на него. Заговаривать с ним они не решались. Он тоже никому не сказал ни слова. Фальк Намет вышел из синагоги, и Цемах снова загородил ему дорогу:

— Простите меня!

Задыхаясь от гнева, Фальк Намет захрипел и обоими кулаками принялся изо всей силы бить своего несостоявшегося зятя по голове. Окружавшие бросились на избивавшего. Избиваемый оттолкнул их и ждал продолжения побоев, но Фальк Намет поднял с земли свою упавшую палку и бросился домой, крича, что никогда не простит убийцу.

Цемах пошел на постоялый двор, местные евреи шли за ним. Он сидел на стуле посреди комнаты, вокруг стояли амдурские обыватели и утешали его, говоря, что он не виновен в смерти Двойреле. Она была болезненной, вот через полгода после его отъезда, где-то к Пейсаху, вдруг заболела и быстро умерла. Старый меламед, который в свое время устраивал это сватовство, тоже находился на постоялом дворе и кричал, что жениху позволительно было раскаяться в помолвке и по закону, и по справедливости. После подписания тноим он, сват, слышал со всех сторон, что будущий тесть не даст ни приданого, ни обещанных лет содержания. Он очень сокрушался, что по незнанию помог одурачить сына Торы; а когда жених позднее отменил помолвку, у него камень свалился с сердца, хотя из-за этого он лишился причитавшихся ему за сватовство денег. Его ноздри и борода были усыпаны крошками нюхательного табака. Старый меламед радовался, говоря свою правду, и пискляво вещал: