Андрей Матвеев - Случайные имена

Тот не в силах говорить, он смотрят на Катерину, он буквально ест ее глазами, та смеется и спрашивает:

— Где будем чай пить, здесь или на кухне?

— А курить можно? — в свою очередь спрашивает Александр Сергеевич.

— Конечно, — отвечает Кэт и, будто прочитав мысли измаянного табачной жаждой синьора Лепских, продолжает: — У меня и сигареты хорошие есть, сейчас достану!

Через минуту (может, две, хотя разницы никакой) Алехандро уже достает из длинной темно–синей пачки с золотым тиснением длинную же, прелестно пахнущую сигарету с большим золотым ободком возле фильтра, добавим, что в тот субботний вечер он впервые в жизни курил «Ротмэнс», хотя это — естественно — тоже ничего не значит, ну курил себе и курил, мало ли что курит (если курит) в этой жизни каждый из нас, но вновь оставим табачную тему и вернемся к Александру и Катерине.

— Саша, а может, выпить хотите? — спрашивает Кэт, но Александр мотает головой, ему стыдно, что он позволил себе сегодня почти наклюкаться, и лишь такой вот фантастический оборот событий помешал ему упиться вдрызг, вдрабадан, слететь с колес, сойти с круга.

— Только чай, — говорит он, а потом добавляет: — Может, пойдем на кухню?

Катерина смотрит на него хитрыми глазами, но ничего не отвечает, лишь выходит из двери первая и идет по коридору в направлении кухни. Алехандро, как завороженный, ловит глазами ее плавно покачивающиеся под халатом бедра, ему хочется коснуться их рукой, провести по матово–белой коже кончиками пальцев, но от одной этой мысли его вновь бросает в жар, он чувствует, что краснеет, хотя не в его привычках делать это, пусть и свыкся с обломами, но краснеть–то зачем? Но вот они уже на кухне, можно, конечно, описать и то, какое царство уюта, чистоты и прочих приятностей открылось восторженным глазам Александра Сергеевича, хотя лишим себя удовольствия воссоздавать мир вещественный, заметив лишь, что на небольшом, покрытом цветной скатертью из льна столике уже стояли — одна напротив другой — две китайские (предположительно) чашки тончайшего фарфора, с золотым ободочком по краешку, на одной сквозь туман проглядывала игрушечная пагода с чешуйчато–резной крышей, а на другой взлетал над облаками такой же чешуйчатый дракон, выпускающий из пасти клубы пламени, пагода была веселого изумрудного цвета, а дракон ярко–синим, с замечательно–оранжевыми блюдцами глаз, что же касается настоящих блюдец, то на одном (что под пагодой) был нарисован горный склон, увитый иероглифами, а на другом (что под драконом) — заросли бамбука, иероглифами же цветущего.

— Чай тоже китайский? — спросил опешивший Александр Сергеевич.

— Можно и китайский, — улыбнулась Катерина, — только я заварила смесь индийского с цейлонским. Вы такой любите?

А. С. промолчал, пил он обычно самый нормальный грузинский чай пермского или рязанского развеса и к такой роскоши не привык, впрочем, как и к чашкам тончайшего фарфора, как и к замечательным сигаретам «Ротмэнс» (отличающимся не только золотым ободком у фильтра, но и прекрасным табаком, крепким и со специфической перчинкой), а тут еще Катерина выставила на стол тарелку (описывать ее внешний вид не будем) с бутербродами, часть из которых была с зернистой икрой (именно зернистой, а не паюсной или ястычной), часть — с прозрачными ломтиками провесного осетрового балыка, имелись еще бутерброды с тонкими кружочками красновато–коричневой салями (между прочим, натурального венгерского производства) и нежно–розовыми пластиками ветчины, хотя когда она умудрилась их понаделать — тайна сия велика есть!

— Садитесь, — нежно проговорила Катерина, — будьте как дома.

Александра Сергеевича особенно приглашать было не надо, что же касается дежурной фразы про «будьте как дома», то тут надо сделать маленькую оговорку, ибо как дома–то он себя чувствовал, вот только был бедным родственником, попавшим сюда по странному стечению обстоятельств. Ему даже хотелось куда–то деть свои ноги, ибо казались они ему такими большими и лишними на этой уютной и сияющей белизной кухне, да и то, что он в джинсах, хотя вместо свитера надел сегодня пуловер с рубашкой, — в общем, напал на Алехандро страх, он пил замечательный чай, ел не менее замечательные бутерброды, курил (между чаем и бутербродами) такие же замечательные сигареты, вот только не мог вымолвить ни слова и казался себе законченным идиотом, место которому не здесь, рядом с этой прелестной девочкой в халате, а в палате, пусть даже номер ее будет шестьсот шестьдесят шесть.