Андрей Матвеев - Случайные имена

— Уже не грустите? — спросила Катерина, пронаблюдав, как последний бутерброд (с ветчиной, остальные уже закончились) исчез в глотке Александра Сергеевича, а потом, вдруг посмотрев на настенные часы, добавила: — Время позднее…

— Да, да, — испуганно подхватил Александр Сергеевич, ноги которого стали уж совсем невыносимы и хотелось одного: попросить ножовку и отпилить их прямо здесь, на кухне. — Я сейчас пойду, большое вам спасибо…

— Да я не за этим, — улыбнулась Катерина, — я как раз хотела сказать, что идти вам уже поздно, почти час ночи, я могу вам постелить в большой комнате, если, конечно, хотите.

Конечно, он этого хотел, конечно, он даже не мог представить, что ему придется сейчас вставать и идти на улицу, и не потому, что Алехандро чего–то боялся (идти, в принципе, недалеко), но ведь судьба дала ему шанс, если он уйдет, то больше никогда не увидит Катерину, Александр Сергеевич отчетливо понимал это, да и ноги, ноги — ну что поделать с этими чертовыми ножищами, ставшими такими огромными; и так мешающими ему на этой милой и уютной кухне…

— Что же, — говорит Катерина, — давайте ложиться, я сейчас вам постелю, вы же пока можете принять душ, хотите?

Александр Сергеевич хотел и этого, он хотел чего угодно, лишь бы не покидать квартиры и ее хозяйки, хозяйка, впрочем, должна быть на первом месте, то есть вот так: не покидать хозяйки и ее квартиры, и он пошел в душ, а затем вернулся в большую комнату, где на вишнево–бархатном диванчике уже белела постеленная постель, в которую он и скользнул, не дав мне возможности отметить однокорневую игру, внезапно подмигнувшую вывеской английской почты, простыня приятно холодила тело своей накрахмаленностью, подушка прильнула к затылку, навевая сладкие грезы про эфемерные сады Горного Старца, одеяло нежно покоило грудь, но уснуть Алехандро не мог, он лежал в темноте и слушал, как шумит душ (Катерина принимает его долго и тщательно), как стихает шум воды, раздается щелчок выключателя и отчего–то легкий звон босых ступней доносится до слуха мающегося от невозможности уснуть Александра, будто не по доскам идет Катерина, а по хрустальным подвескам, кем–то рассыпанным по полу, да и как можно уснуть, когда мало что обстановка незнакомая, и много водки выпито, да еще чаю крепкого, но… И тут Александр Сергеевич наконец–то засыпает, хотя сон некрепок и тяжел, снится ему, что небритый маленький гномик, похожий на фольклорного ваньку–встаньку, постоянно маячит перед глазами, а за гномиком, в глубине большой и темной комнаты, что–то такое, что ему надо взять в руки, прямо сейчас и немедленно, гномик маленький, но Алехандро никак не может проскочить мимо него, и от этого ему становится жутко и почему–то тяжело дышать, да ведь это ему на грудь положили дубовую плаху, и никуда не деться, сейчас гномик вскочит на нее и начнет плясать, и грудь разорвется, бедный Александр Сергеевич, думает о себе Алехандро в третьем лице, но открывает глаза и понимает, что все это сон, не больше. Он встает и решает дойти до туалета, а сделав то, что хотел, прослушав затем быстрый менуэт льющейся из бачка воды, дождавшись коды и финального аккорда, медленно пошел к своему (на эту ночь) вишневому дивану, на котором с удивлением обнаружил поджидавшую его хозяйку, уже без халата, как равно и вообще без ничего. И, крепко обнимая ее и уже вступая во владение этим молодым и замечательным телом, успел Александр Сергеевич подумать, отчего бы это привалило ему сегодня такое счастье, вот только надо заметить, что ответа на этот вопрос он не узнает никогда.

Хотя ответ был, и отнюдь не случайно Катерина позвала к себе вечером в гости этого недотепу. И если свести ответ к одному–единственному слову, то словом этим будет существительное «месть», а мстить Катерине было кому, и не только душ принимала она, запершись в ванной, но еще и ревела, что называется, в три ручья, ведь отнюдь не г-на Лепских хотела бы видеть сегодня в своем доме, а значит, пора всерьез поговорить о Катерине, ибо обещанные три главы подходят к концу и прошлое вот–вот должно уступить место будущему, а значит…

Сколько можно быть просто функцией, оставив после себя в программке лишь строчку: «Катерина — голубоглазая брюнетка». Между прочим, роль упомянутой брюнетки в судьбе Александра Сергеевича так велика, что порою кажется, будто судьба его начинается именно с упомянутого предвоскресного вечера, точнее же говоря, ночи, ибо стоило лишь взглянуть на часы в тот самый момент, когда Алехандро обнаружил поджидающую его на диване хозяйку, как с удивлением можно обнаружить, что маленькая стрелка стоит на цифре «два», а большая уже заползает в район половины третьего, то есть именно в районе половины третьего ночи Алехандро вступил во владение этим молодым и замечательным телом, заняв место, принадлежащее ему отнюдь не по праву, ибо, как уже было сказано в самом начале вот этой, четвертой главы, лишь жажда мести двигала двадцатилетней прелестницей в своей ночной эскападе, а почему именно такой способ выбрала она… Ну, для этого надо получше узнать Катерину, что мы сейчас и попробуем сделать.