Андрей Матвеев - Случайные имена

Была она девочкой, что называется, из хорошей семьи. Отец ее, умница из приволжских немцев, хлебнул лиха вместе с соплеменниками, но вместо того, чтобы осесть где–нибудь на казахстанской или какой прочей азиатской земле, выучился на физика и оказался столь толковым, что пошел по научной части и работал в большом закрытом институте одного маленького городка (отсюда, скорее всего, и началась «физическая» линия в их семье, вспомним тут так еще и не появившегося Феликса), сделал какое–то грандиозное открытие в области средств массового уничтожения, получил почетное звание и практически пожизненную ренту, а потом вдруг внезапно заболел и еще довольно молодым — ему не было и пятидесяти — умер, оставив жену вдовой, а двух дочерей, младшей из которых и была Катерина, безотцовщиной.

Продолжать жить и дальше в маленьком и — что совершенно естественно — закрытом городке не было никакого смысла, так что следы Катерины теряются на несколько лет, но потом мы можем отыскать их снова, но только уже в том самом городе, где все это время преспокойно существовал Александр Сергеевич Лепских, уже, между прочим, студент. Кате к этому моменту исполнилось двенадцать лет, еще восемь оставалась до их встречи, чем занимался в это время Александр — нам известно, Катерина же, переехав в большой и чужой город, состояла при маменьке, даме самостоятельной и резкой, с серьезной практической жилкой, что и позволило им не профукать оставшиеся от отца сбережения (награда за открытие действительна была велика), а даже приумножить, вложив деньги не только в ту самую квартиру, где нашел Александр Л. свое счастье, но и в приличную дачу за городом, и в машину, и в золото с бриллиантами (что естественно, если вспомнить аналогии с пещерой Али — Бабы и потайным убежищем графа Монте — Кристо), а кроме всего прочего еще и в ценнейшую коллекцию экзотических раковин, смысл которой был лишь в том, что мало кто догадывался о ее истинной стоимости (точнее же говоря, людей таких было трое, один жил в Череповце, один — в Цюрихе да еще один в Акапулько), но хватит перечислять то, что нам не принадлежит, скажем лишь, что работала маменька главным бухгалтером одного небольшого предприятия, сестра же (старшая, в чем и заключается ее единственная роль) давно вышла замуж за военного и вот уже несколько лет, как жила по дальним гарнизонам, появляясь лишь раз в год, на недельку, по дороге к отпускному морю, но это не больше чем пропуск в сюжете, ибо и маменька, и сестра ничего в нем не значат, важна лишь Катерина, которая с успехом (еще говорят: успешно) закончила школу и поступила в университет, на математический факультет (видимо, гены), собственно, к моменту нашей встречи она учится на третьем курсе (не надо забывать — ей всего двадцать лет), что же касается не внешней линии жизни, а внутренней…

На самом–то деле благополучная девочка из довольно благополучной, хотя и пережившей такую трагедии, как смерть кормильца, семьи была отнюдь не такой, и дело не только в той сердечной ране, той пустоте внутри, что появилась в ее жизни после ухода из нее Альфреда Штампля (таковы были настоящие имя и фамилия Катиного отца, так что по паспорту она была Альфредовна, вот только фамилия у нее была маменькина, самая, между прочим, русская фамилия — да, правильно, Иванова, то есть Екатерина Альфредовна Иванова, Катя, Катерина, Кэт, голубоглазая брюнетка с нежнейше- плоским животом и необычайно красивой грудью, как только что убедился в этом Алехандро Лепских, никогда еще не видавший таких обольстительно–прекрасных сосков — две твердые коричневые горошины, которые так приятно брать в рот и чуть покусывать своими пожелтевшими от курева зубами). Катерина была просто нашпигована, нафарширована, набита под завязку, до самого горла, разнообразными комплексами, главным из которых был тот, что она никому, ну абсолютно никому неинтересна, и — соответственно — не нужна. Требовалось ее тело (Катерина хорошо представляла его эстетическую и физиологическую ценность), порою интересовало ее общество — а чем плохо общество красивой молодой женщины? Но вот душа! Да что говорить, только контраст, существовавший между формой и содержанием, то есть между внешним обликом и внутренней сутью, был такой, что порою людям, имевшим, что называется, на Катерину виды, хотелось убежать куда подальше, лишь только знакомство их переходило в более тесную стадию: нет, Кэт никогда не ныла, никогда и никого не затрудняла своими проблемами, она просто издевалась, ерничала, ехидничала, чем делала любой роман еще с самого начала обреченным на трагический финал, ведь кто может выдержать этот мощный натиск молодого закомплексованного существа, только вот сразу отбросим рифмующуюся парочку фрустрация/сублимация, как не будем привлекать на помощь и набивший оскомину тандем Фрейд/Юнг (оставив в покое также Адлера, Фромма и Берна), ибо подсознание — подсознанием, архетипы — архетипами, родовая травма всегда была и будет родовой травмой, точно так же, как и Эдипов комплекс не может стать ничем иным (как, кстати, звали мать Эдипа? Вопрос для любителей кроссвордов. Ответ: Иокаста), ведь все это не более чем бессмысленная абракадабра, за которой теряется, тает, исчезает в густом утреннем (или вечернем) тумане прелестная Катя Иванова — со всеми своими комплексами и беспричинной (я подчеркиваю!) тоской в глазах.