Вильям Козлов: Поцелуй сатаны

— Сатанинское семя… — задумчиво произнесла Алиса. — Ее еще в детстве Сатана поцеловал.

— Это верно, — улыбнулся Митрофанов, поднимаясь с порога. — У них все не по-людски: сама никогда замужем не была, и сын такой же… Я не видел, но люди толкуют, что матка с сыном спят уж сколько лет…

— Какой ужас! — вырвалось у Алисы, — У нее точно ведьмино лицо. А у нечистой силы свои законы.

— В церковь не ходит, это точно… Да и не видел, чтобы осеняла себя крестным знамением.

— Когда с хамством и подлостью самим не справиться, всегда поминают черта, — заметил Уланов.

Сосед, уходя, обронил, что больше не претендует на распаханную Геннадием землю, мол, нашел для пастьбы своей коровы другой участок. Но Вонючка все равно не даст уродиться урожаю — сглазит или наколдует…

Глядя на припорошенные снегом черные жердины и столбы, на которых стояли сгоревшие клетки, Николай представлял себе, что сейчас на душе у брата! Он огромные надежды возлагал на свое фермерство, неужели и впрямь покончил с этим делом? Метель замела единственную дорогу, по которой можно выбраться на большак, а там, наверное, шоссе расчищено. После их приезда снежная метель завывала над домом еще два дня. Намело такие сугробы, что и дверь утром не сразу откроешь. А чтобы уехать, нужно ждать оттепели. Теперь Палкино от всего мира отрезано. Разве что Иван Лукич на лошади, запряженной в сани, проложит дорогу до магазина.

Синицы улетали, на коньке крыши соседнего дома сидела ворона — черно-серое пятно на ослепительно белом фоне. Откуда ни возьмись, спикировал на старую яблоню пестрый с красным хохолком дятел. Небрежно простучал ствол ближе к вершине, покосил на человека блестящим круглым глазом и упорхнул в соседский заснеженный сад, где яблонь было побольше. Хотя ветер со снежинками и покалывал лицо, однако в нем уже не было прежней лютости. Март — весенний месяц, и зимний холод долго не продержится. Уезжал из Ленинграда — было сухо, даже возле мусорных баков во дворе снег растаял, а тут вон какие сугробы намело!

— Коля! — окликнула Алиса, выглянув из сеней, — Затопи печку, я уже картошку почистила!

Он улыбнулся и направился к поленице дров, приткнувшейся к покосившейся сараюшке. «А то, что дороги не стало, может быть, и хорошо, — подумал он. — Впервые мы с Алисой вдвоем…».

Они сидели рядом на деревянной скамье и смотрели на огонь. Голубые сумерки медленно вползали через квадратные окна в небольшую комнату с низким, немного провисшим потолком. Сугробы вокруг яблонь сначала посинели, затем будто подернулись серым пеплом, на очищенном от облаков небе тускло замигали первые звезды. И блеск у них был почему-то металлический. Лишь одна над старой яблоней была яркой с голубоватым отливом и короткими лучами. Сосновые и березовые поленья горели ровно, дымоход удовлетворенно урчал, чугунная плита с кружками малиново заалела. Закипающий чугунок с картошкой тоже издавал свистящий, булькающий звук. Полусонная муха лениво ползала по побеленному боку русской печи. Николай специально приоткрыл дверцу плиты, несколько красных угольков после гулкого выстрела березового полена выпрыгнули на железный лист на полу.

Дрожащий багровый отблеск — свет еще не был включен — играл на округлом лице девушки, пышные волосы бронзово светились, в широко раскрытых глазах пляшут огоньки. Взгляд ее отстраненный и задумчивый. Голова по-птичьи наклонена вбок. Он понимал, что Алиса ушла в себя, и молчал. Впрочем, говорить и не хотелось, было приятно смотреть на играющий, изменчивый огонь, ощущать тепло на лице. Сгорая, полено постепенно превращалось в некое суставчатое щупальце, от которого раз за разом отслаивалась невидимая розовая пленка. Чем становилось темнее за окном, тем явственнее отражались на стенах и даже на потолке кружевные блики огня. Постепенно печка заворожила и Николая, мысли его текли спокойно, торжественно, даже скорее не мысли, а цветные картинки минувшего лета. Почему-то перед глазами возникла опаленная осенью, шумящая на ветру береза, щедро рассыпающая окрест золотые пятаки, утка с выводком утят на озере, пышная гряда кучных облаков, тяжело нависших над зубчатой кромкой соснового бора, багровое закатное солнце, распустившее по облакам разноцветные прямые лучи…

— Ты слушаешь, что он говорит? — дошел до него тихий голос Алисы. Она все так же завороженно смотрела на огонь. И естественный вопрос: «Кто говорит?» — не сорвался с его языка. Говорят, влюбленные понимают друг друга с полуслова, одного взгляда…