Вильям Козлов - Солнце на стене

Я сижу на мокрой скамейке в пустынном городском парке. Сквозь голые ветви кустов видна автобусная остановка. Синий автобус остановился возле огромной мутной лужи. На подножке замешкалась пожилая женщина: она примеривалась, куда удобнее поставить ногу. Но куда ни встань — кругом вода. Вслед за женщиной лихо спрыгнули в лужу три парня. Автобус зашипел, и двери закрылись.

Ее, конечно, нет. Как всегда, опаздывает. Я один сижу в этом парке. Второго дурака такого больше нет. Если не считать грубо сработанного железобетонного спортсмена в трусах. Он пружинисто пригнулся на шершавых ногах с диском в руке. Один край отломился, и диск напоминает месяц. Спортсмену положено здесь мокнуть под дождем. Такая уж у него судьба. В жару и холод, в дождь и снег стоит он в парке и смотрит пустыми глазами в туманную даль, где маячат областные и всесоюзные рекорды. А мне, признаться, дождь надоел. Не дождь, а мокрая пыль. Она оседает на лице, делает липкими ресницы, холодные капли скатываются за воротник.

Напротив парка, который растянулся вдоль реки Широкой, на другом берегу, стоит шестиэтажный дом. Будто флаги, взлетают и опускаются в одном из окон полосатые занавески. В комнате играет радиола. Поет Эдита Пьеха про красный автобус: «Автобус, червоний…»

Я смотрю на дорогу. Навстречу мчится «Волга». Мелькнула было мысль, что это она в такси, но машина, оставив маленькое мокрое облако, прошелестела мимо. Наконец показался автобус.

Она не приехала. Без четверти семь. Я поднялся. На скамейке осталось белое пятно. Автобус тронулся и тут же снова остановился. На тротуар выпрыгнула девчонка в лыжном костюме и черной котиковой шапке с опущенным козырьком. Сбросила на тротуар пухлый рюкзак и снова ринулась в автобус. Но в этот момент двери закрылись и машина тронулась.

— Эй, подождите! — пронзительно закричала девчонка, прыгая на одной ноге. Но автобус не останавливался. Я сорвался с места, махнул через лужу и, поравнявшись с кабиной, забарабанил шоферу в стекло. Автобус нехотя притормозил. Девчонка высвободила ногу, кто-то подал ей лыжи.

— Это он нарочно, — сказала девчонка. — Подумаешь, еще подмигивает… Я ему язык показала!

Она подошла к тротуару, подняла рюкзак и стала просовывать под лямки руки. Одна рука не пролезала. Взглянув на меня, девчонка сказала:

— Вы же видите, у меня не получается!

Я помог ей.

— Просто не верится, — сказала она. — Там солнце и снег, а здесь дождь.

— Где там? — поинтересовался я.

— В Антарктиде… Если не трудно, подайте, пожалуйста, лыжи.

Я поднял связанные по всем правилам лыжи и палки.

— Благодарю, — сказала она.

— И часто вы бываете… в Антарктиде?

— Теперь этот пристает, — вздохнула девчонка. — Как вы мне все надоели…

— Успокойтесь, — сказал я, опешив. — Вы мне совсем не нравитесь.

— Слава богу, — сказала девчонка. И с любопытством посмотрела на меня.

Глаза у нее большие и насмешливые. На бровях и черных ресницах блестящие капли. Губы припухлые, как у обиженного ребенка. Молния на куртке расстегнута, виднеется белый пушистый свитер. Шаровары мокрые, локти тоже. Видно, не один раз кувырнулась с горы. На вид ей лет восемнадцать. Ничего особенного, обыкновенная девчонка. Какие это дураки ей проходу не дают? Мне вдруг захотелось, чтобы она улыбнулась.

— Мартышка, — сказал я.

— Что вы сказали? — спросила она.

— Я говорю, дурак этот шофер, что подмигивал…

— А вы, думаете, умнее?

Я отвернулся и пошел: зря такую ехидну спасал, пусть бы прыгала на одной ноге до следующей остановки.

Не успел я сделать и нескольких шагов, как услышал вопль.

— Что еще? — спросил я.

— Нога…

— Помочь?

— Ой! — вскрикнула она, ощупывая колено. — Только этого мне не хватало.

Я сгреб ее в охапку и понес к скамейке.

— Эй, пустите! — кричала она, вырываясь. — Куда вы меня тащите?

Я еще не успел дойти до скамейки, как подкатил автобус. В открытых дверях показалась Марина. Увидев меня с девушкой на руках, она замерла. Двери закрылись, и Марина уехала. Все это я увидел краем глаза. Лыжи болтались у самого моего носа. Девчонка перестала вырываться и смирно лежала на руках.

— Черт… — вырвалось у меня.

— Перестаньте чертыхаться, — сказала девчонка. Шапка сползла ей на нос, она ничего не видела.

— Вот брошу сейчас в реку… в набежавшую волну, — сказал я.