Вильям Козлов - Солнце на стене

— Это Лимпопо, — говорю я.

— Обезьяна, значит, — на полном серьезе говорит кондукторша и невозмутимо, словно матрос по качающейся палубе, идет на переднюю площадку.

А мы, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, прячем вдруг рассвирепевшего Лимпопо под пальто. Пассажиры, слышавшие наш разговор с кондуктором, стали с любопытством оглядываться: кому не интересно поглядеть на живую обезьянку?

На следующей остановке мы выскакиваем из автобуса. Лимпопо, очевидно, решил, что мы хохочем над ним, и, обидевшись, разлаялся на весь автобус…

Это не наша остановка. Нам идти еще с километр. Параллельно шоссе тянутся железнодорожные пути. Пахнет паровозным дымом и свежевыпеченным хлебом. Тут же недалеко хлебозавод. Лимпопо черным мячом катится вперед по скользкому тротуару. Снег за придорожной канавой совсем почернел. Между двумя рядами деревьев, как в сказке, появляется луна. Покрытое наледью шоссе вдруг превратилось в реку и засияло во всю свою длину, а деревья стали серебристо-голубыми. Хотелось разбежаться и прокатиться по этому длинному катку. Глубокие синие тени окружили дома, и лишь желтые квадраты окон заставили расступиться лунную синеву.

Наши шаги гулко дробят тишину.

На улице больше никого не видно. Оля поскользнулась, и я взял ее под руку. Где-то у линии залаял на кошку Лимпопо. Он не заблудится, мы здесь иногда гуляли с ним вдвоем ночью.

А вот и мое освещенное окно. Оля останавливается у толстой липы и с улыбкой смотрит на меня.

— Под этим деревом я несколько раз стояла и смотрела на твое окно, — говорит она. — Видишь, какая серая кора с глубокими трещинами? Если бы у меня был ножик, я вырезала бы твое имя… Вот здесь поздней осенью сидела мохнатая ночная бабочка с красным ромбом на том месте, где туловище соединяется с головой. Я дотронулась до нее пальцем, и бабочка — она была похожа на маленького демона — зашевелила крыльями и поползла вверх…

— А ты знаешь, что я в это время делал?

— Ты как-то вышел из дома, остановился на тротуаре, достал сигареты… Чиркнула спичка, и я увидела твою черную бровь, прищуренный глаз. Грустный-грустный такой глаз… Ты прошуршал в плаще совсем близко. Я еле успела спрятаться за это дерево…

— Где же моя интуиция!

— Ты зашел в будку вместе со своей интуицией, опустил монету и набрал чей-то номер…

— Я был влюблен в одну девушку, — говорю я. — Хочешь расскажу, что было дальше? Я сел в автобус, вышел у одного большого дома, спрятался под деревом и стал глазеть на ее окна… Это была бессердечная девушка — она даже ни разу не подошла к окну!

— Я в это время шла под дождем и думала о тебе… — улыбается она.

Из обледенелой придорожной канавы выскакивает Лимпопо. Маленькие глаза его в ночи кажутся большими и светятся. Наш лохматый приятель принимается прыгать и громко лаять.

1964 — 1967 гг.