Вильям Козлов: Поцелуй сатаны

Даже сквозь снежную побелку у изгороди безобразно чернели остовы кроличьих клеток с почерневшими сетками, да и забор местами выгорел. Кроличья ферма, как с гордостью называл Геннадий свое хозяйство, перестала существовать. Когда Николай с Алисой уже в сумерках три дня назад подъехали к Пал кину, то старый дом их встретил слепыми окнами и тишиной. Ни одна тропинка в снегу не вела к нему. Хорошо еще, что брат оставил ключ от навесного замка под застрехой, а то пришлось бы раму выставлять, чтобы попасть в дом. Уезжал, здесь было оживленно: в клетках шуршали кролики, во дворе разгуливали по снежной пороше куры, хрюкал в закутке боров Борька, жена брата Лена крутилась на кухне, а сейчас все мертво, тихо. Сгорели только кроличьи клетки, до дома огонь не добрался. Тут и без следователя понятно, что был поджог…

Вскоре зашедший, как он выразился, «на огонек», сосед Иван Лукич Митрофанов прояснил обстановку. Сняв кроличью шапку, присел прямо на порог, выставив короткие ноги в серых валенках с кожаными напятниками, редкие седые клочья волос торчали над ушами, как рожки дьявола. Широкое смуглое лицо его с мясистыми бритыми щеками казалось несколько смущенным.

— Как в Питере? — начал он разговор издалека. — Народ бурлит? Всякие там митинги, забастовки… Не хочет отдавать партия власть Советам? Мы тут ленинградскую программу ловим по телевизору… Мужики жалуются, ничего теперь путного не купишь в Ленинграде. Все прибалты вывезли. Бывало раньше, подвалят туда в пятницу вечером или в субботу утречком и полные машинки набьют мясом, курями, колбасой, сыром, ну, само собой, вином-водкой, а теперя, говорят, набегаешься по магазинам, пока свой коробок набьешь! И эти какие-то визитки ввели. Что получше — только по им или по паспорту отпускают. Куда идем, братцы?

— Самим надо продукт производить, а не из города вывозить, — в сердцах вырвалось у Николая — Паршивое яйцо у вас не купишь!

Ему противно было смотреть в магазинах, как приезжие в Ленинграде скупали все подчистую, не только продукты, но и промышленные товары. Прямо какое-то татаро-монгольское нашествие! Крепкие, упитанные мужички и разбитные коренастые женщины всю неделю сновали по магазинам, увеличивая и без того длинные очереди, скупали все подряд и в огромных количествах. Сразу занимали по нескольку очередей. Даже сметану брали в жестяные бидоны…

Что и говорить, с продуктами питания, с товарами ширпотреба стало совсем плохо, где-то можно было и понять приезжих из других регионов, где, как говорится, шаром покати в магазинах, но и любоваться у себя на пустые прилавки и полки было обидно. Почему бы заготовителям из провинции не подумать о том, что испокон веков там даже в городках люди держали скотину, всякую живность, не только себя обеспечивали, но и в центр возили на продажу, а теперь все везут из города.

Иван Лукич как-то без особого интереса выслушал Уланова.

— Я не езжу в город, слава Богу, — обронил он — Мне харча хватает и со своего хозяйства. Сам диву даюсь: откуда у людишек столько денег стало, что скупают всякую всячину, что нужно и не нужно. Давеча заглянул в сельмаг, так за десятирублевой кооперативной колбасой давятся бабы! Про водку я уж не говорю, коли привезут, так готовы по десять бутылок хватать… И какая это гнида эту канитель с продажей спиртного в стране учинила? Вот она, настройка-перестройка! Деньги без меры печатают, а товару нет никакого. Куды же смотрят наши народные правители? Я уже и телевизор выключаю, как начинают показывать заседания Верховного Совета, одна пустая брехня. Иной вроде и красиво бает, правду-матку режет в глаза начальству, а толку никакого! Начальство слушает да ест, как тот самый кот Васька. И, наверное, вкусно ест и пьет, чего хочет. Начальство за водкой не давится в очередях… — он снизу вверх глянул на стоявшего у низкого окна Николая. — Чего же про брательника-то не спрашиваешь? По-моему, он после пожара махнул на все рукой и снова подался в городские пролетарии. Кстати, две курки и петуха я в свои курятник посадил, не то подохли бы…

— Пожара или поджога? — уточнил Уланов.

— Ты не подумай, что местные, — заерзал на порожке Митрофанов. — Наши тут, думаю, ни при чем. Это городские парнишечки по оттепели на мотоциклах нагрянули вроде бы на зимнюю рыбалку, а сами братану твоему красного петуха пустили. Я слыхал, он Ленку-то у одного из них отбил… Хорошо, что остатних кролей успел сдать своей заготконторе, сгорели пустые клетки и еще стройматериалы для свинарника, он как раз завез их… Тут участковый приезжал, глядел… На нас не надо грешить. Деревенские на такое злодейство не пойдут, приезжие учинили козу твоему братцу… Ну, он приехал из города — на субботу и воскресенье с женкой был там — увидел такое, аж лицом почернел весь, меня за грудки схватил, а я-то при чем? Бегал с ведрами на озеро, заливал пожар-то, могло и на мою пасеку перекинуться… В общем, зарезал борова, ликвидировал всю остатнюю живность и, не попрощавшись, укатил на «Запорожце» в город. Да, про курей забыл он… Ты можешь заорать их, коли надо.