— И все-таки ты меня удивил… Так круто изменить свою жизнь?
— Только Бог вечен, — помолчав, продолжал Никита. — Тысячелетия люди верили в богов и эта вера и делала их людьми. Истинно верующие стремились к совершенству, чистоте, милосердию. Даже самые известные в истории злодеи рано или поздно раскаивались и всю оставшуюся жизнь творили добро, искупая причиненное людям зло. Всегда был на пути зла барьер — это религия. Сатане поклонялись немногие. Всякие там тайные общества. Христиане чтили Бога, блюли его заповеди. Наконец, страх перед Страшным Судом! И вот после семнадцатого ничего этого у нашего народа не стало… Открылась дорога ко Злу. Сатанинский разгул на десятилетия! Не дорога, а широкий проспект! Вот почему появились у нас Сталины, берии, брежневы…
— Может, ты и прав, — сказала Алиса. — Но почему все это произошло? Кто в этом виноват? Ты мне можешь ответить?
— Я не берусь никого судить… Даже своего отца, — опустил голову Никита. — Я хочу служить Богу, хочу донести до сознания людей верующих его слова о Добре, Совести, Справедливости.
— А как дома? Родители?
— Отец в ужасе, — улыбнулся Никита, — а мать… Мать как увидела на съезде народных депутатов священнослужителей, так успокоилась, заявила, что теперь и на поприще религии можно сделать карьеру. Духовенство показывают по телевидению, они читают проповеди с экрана. Мол, архиереи и архиепископы ездят по всему свету и, наверное, зарабатывают побольше первого секретаря райкома партии… Мать моя — продукт этого самого застоя. Я считаю, что застой начался сразу после революционной разрухи. И продолжается до сих пор.
Никита отвернулся и замолчал. В ушах явственно прозвучали гневные слова отца: «Ты погубишь мою карьеру, щенок! Сын партработника стал семинаристом! Воспитал, скажут товарищи, наследника! Ты ведь без ножа меня зарезал! Я не удивлюсь, если меня завтра же вышвырнут с работы!..».
Вечерние солнечные лучи с трудом продирались сквозь густую листву, золотом вспыхивали завитушки на чугунных решетках, розово светился мрамор, казалось, в его жилах течет кровь, по песчаным тропинкам скользили легкие тени. Большая черно-бархатная бабочка с белой оторочкой на крыльях уселась на облитую солнцем решетку. Длинные усики-антенны с утолщениями на кончиках несколько раз вздрогнули, будто послали в космос сигнал, и застыли. С дальних лугов занесло в пропахший гарью и бензином город эту полевую красавицу? А может, это душа погребенного под памятником человека навестила свою могилу?..
— Ты сделал выбор… — произнесла Алиса, чертя босоножкой на тропинке крест.
— А ты? — взглянул на нее Никита. Немного защемило сердце, он знал, что потерял эту девушку, но теперь и палец о палец не ударил бы, чтобы ее вернуть. А впрочем, разве можно потерять то, чего и не имел? И он, и Алиса, и Ушастик с Длинной Лошадью никогда и не были по-настоящему близки. Так, терпели друг друга. О таких, как они, говорят: друзья по несчастью. И потом, балдеть в компании приятнее, чем одному. Ему нравилась девушка, но он мог за пакетик белого зелья отдать ее кому угодно. И не было раскаяния. Да и нравился ли он ей? Может, где-то в закоулках сознания, и нравился, но сознание-то было почти все время затуманено наркотиками. Они держались друг друга от страха остаться совсем в одиночестве. Жалели не других, а только самих себя. Трудно вспомнить, что он, Никита, чувствовал от близости с Алисой. Белое тело, упругая девичья грудь, тонкая талия… Ведь дурман притупляет все нормальные человеческие чувства и возбуждает совсем другие. Помнится, ему хотелось сделать ей больно, да и все происходило молча, как у животных…. Если бы можно было навсегда убежать от самого себя, в тот странный мир фантастических видений, которые возникают в воспаленном мозгу… Страшен возврат когда окружающая тебя действительность снова безжалостно возвращает тебя в только что покинутый мир…
— Что я? — улыбнулась Алиса. Прядь густых золотистых волос выгорела у нее на лбу добела, сквозь загар едва заметен румянец на нежных гладких щеках, — Я еще не сделала свой выбор…
— А как твой… супермен?
— Николай? Он совсем не супермен… И силой своей не хвастается, хотя здоровья у него на двоих. Я имею в виду душевное здоровье. Наверное, поэтому я к нему и потянулась, как тяжелобольной инстинктивно тянется к свету, природе…
— Любишь ты его? — пытливо заглянул ей в большие голубые глаза Никита.
— Не знаю, — вздохнула она. — Боюсь, что после того, что я пережила в Ленинакане, я разучилась любить… Но когда он рядом, мне хорошо и спокойно.
Читать дальше