— Может, отговоришь его? — с надеждой посмотрел на Прыгунова Михаил Федорович — Он, кажется, лишь с тобой и считается.
— Я не сделаю этого, — твердо сказал Алексей, — Именно потому, что он со мной считается. Не советую и вам давить на него, — Никита не отступится.
Снова зазвонил телефон. На этот раз Лапин поспешно отошел от окна и взял трубку. На потном лице его появилось почтительное выражение. Седой клок волос прилип ко лбу.
— Я сейчас же выезжаю туда, — сказал он в черную трубку обкомовской вертушки.
— У Казанского собора опять митингуют! — озабоченно проговорил Михаил Федорович, привычно поправляя галстук. — Поедем, Алексей. Руководство считает, что мы, партийные работники, должны принять участие в дискуссии. Но как с ними дискутировать, если они слушают лишь самих себя? И как сохранить спокойствие, выдержку, если лохматые молокососы в лицо тебе выкрикивают оскорбления?
На полном, чисто выбритом лице Лапина с коричневой бородавкой над верхней губой отразилась растерянность. Он суетливо собрал бумаги на столе, засунул их в ящик. Не любил Михаил Федорович эти митинги с неуправляемой толпой. Привыкнув произносить с трибуны в актовых залах учреждений и предприятий заранее написанные речи, когда все послушно внимают, трудно было переключиться на свободный разговор, отвечать на прямо поставленные вопросы, вступать в пререкания с атакующими трибуну возбужденными молодцами.
— Пойдемте пешком, — предложил Прыгунов, подумав, что черная райкомовская «Волга» с антеннами вряд ли вызовет теплые чувства к прибывшим на митинг.
— Машину оставим у канала Грибоедова, — разгадав его мысли, сказал Лапин. — Просили прийти туда побыстрее.
— Может, сбросим к черту галстуки и пиджаки? — предложил Алексей, чувствуя, что рубашка прилипла к спине, а под мышками течет пот.
— Нам не положено, Алеша! — улыбнулся Лапин, — Мы с тобой — представители власти…
— Партии, — мягко поправил Прыгунов.
— Разве это не одно и то же? — усмехнулся Михаил Федорович, вставая из-за письменного стола.
— Похоже, что нет, — ответил Алексей, промокая носовым платком щеки и шею.
— Ошибаешься, Алексей! — возразил Лапин, — Партия и власть неотделимы. Кто мы будем с тобой, если нас лишить власти? Пустое место! Да нас поганой метлой погонят из дворцов и особняков, сократят до минимума партийный аппарат. Не исключено, что и мы с тобой получим пинок под зад! Партия без власти! Это то же, что велосипед без колес! Слышал, уже в открытую говорят, что в стране будет многопартийная система! Из конституции собираются убрать статью, где говорится о руководящей роли партии… К чему мы придем, Алексей?
— А вы никогда не задумывались, Михаил Федорович, что партия взяла на себя все хозяйственные функции? — возразил Прыгунов. — Некомпетентные люди стали руководить страной. И вот результат: страна в хаосе и разрухе!
— Если мы все отдадим, то с чем останемся?
— Будем заниматься своей непосредственной работой, — убежденно сказал Прыгунов, — Партийной, воспитательной, а власть пусть осуществляют Советы народных депутатов. По-моему, так решили на съезде?
— Вот ты об этом и скажи им… — усмехнулся Лапин, — Если дадут тебе рот раскрыть…
Николай вел машину по Кировскому проспекту и вспоминал только что состоявшийся разговор с писателем Сергеем Строковым. В Палкино он полностью закончил правку романа «Круг» и снова встретился с автором у него на квартире. Сергей Иванович летом жил на Псковщине. В Ленинград редко наведывался, поймать его было не так-то просто. Говорил, что рыбачит на озерах да и работается в деревне хорошо.
В эту встречу он выглядел посвежевшим, загорелым и более оптимистичным. В квартире он был опять один. В прихожей стояли коробки, сумки, на журнальном столике свалены пачки газет и журналов. Сергей Иванович сказал, что в деревне на берегу живописного озера он живет в полной оторванности, даже телефона нет. Лишь вечерами смотрит программу «Время» в черно-белом изображении. Писательская голова так уж устроена, что любая нежданная информация, телефонный звонок — могут вывести из творческого состояния. Ведь рассуждать на любые темы гораздо легче, чем сидеть за пишущей машинкой и мучительно двигать роман. В деревне с ним живет внучка с ребенком. То есть с правнучкой. Внучка — художник-график. Иллюстрирует детские книжки. Жена недавно умерла, а внучка разошлась со вторым мужем. Нынешняя молодежь непостоянна… Он, Строков, прожил с Александрой сорок девять лет. Одного года не хватило до «золотой свадьбы».
Читать дальше