— Кто был этот Турчанинов? — спросила она, не отрывая взгляда от памятника.
— Уральский горнозаводчик, — ответил Никита. — Скульптура Мартоса.
— А этот старик с крыльями?
— Бог времени Хронос, он указывает пальцем срок человеческой жизни в Книге судеб.
— Ты веришь в Книгу судеб? — перевела затуманившийся синевой взгляд на него девушка.
— Я верю в судьбу, — серьезно ответил Никита. — А вон и могила Наталии Николаевны Ланской жены Пушкина.
Они присели на гранитную, чуть провалившуюся в землю с одной стороны скамью. Над ними шумели могучие деревья. Некоторые от старости превратились в полуразрушенные временем памятники самим себе. В густых зеленых ветвях негромко журчали невидимые птицы. Потусторонняя тишина обволакивала, будто всасывала в себя. Может, это и есть преддверие вечности? Алиса, как зачарованная, смотрела на темный гранитный саркофаг Ланских. Она много читала про жену поэта. Одно время все девочки в 9–10 классе увлекались пушкинианой, собирали книги, альбомы, намеревались специально съездить в Святогорский монастырь и возложить цветы на могилу великого поэта. Глядя на прекрасное лицо Наталии Николаевны на портретах, Алиса не могла поверить, что только эта роковая женщина явилась причиной смерти Пушкина. Красота не может быть злом. Не верила и тому, что Натали всерьез отвечала взаимностью Дантесу и даже царю. Ведь никто еще не доказал, что она хотя бы раз изменила поэту.
— … как раньше люди заботились о памяти усопших, — дошел до ее сознания негромкий голос Никиты — А что теперь за могилы? Железобетонные скошенные плиты с надписями. Убожество! Что это? Умерло искусство саркофагов, монументальной скульптуры? Или, лишив народ религии, лишили его и искусства? А заодно и памяти?
— Но кому это было нужно?
— Слугам и приспешникам Сатаны, — ответил Никита, — Это они в семнадцатом слетелись со всех концов света в Россию и принялись все разрушать и уничтожать: храмы, дворцы, памятники и главное — людей.
— Никита, почему ты решил стать… — она чуть не сказала «попом», — священником?
— Ты не поймешь, — грустно улыбнулся он. Кружевная тень от покачивающейся вблизи тополевой ветки скользнула по его лицу, — Жить без веры, без идеалов, без бога в душе — это не жизнь, а прозябание. Так сейчас многие живут: день, ночь — сутки прочь. Мне стало интересно жить… Что я видел дома? Мещанку мать, озабоченную карьерой отца, приобретательством и желанием не ударить в грязь лицом перед другими женами партработников? Отца, который с трибун говорил одно, а в жизни делал совершенно другое? И он не лукавил, жил, как вся его каста. Мои родители — еще не самые плохие! Возьми отца Ушастика. Кого он, в основном, играл на сцене? Вождей, видных партдеятелей, а сейчас сменил амплуа и играет репрессированных мучеников сталинских лагерей… Еще десять лет назад на сцене истово утверждал монополию партийной власти, а теперь с этой же сцены так же истово разрушает ее. А ведь ему партия за верную службу дала все: звания, ордена, лауреатство.
— Он же артист, — вступилась за известного актера Алиса, — У него и должен быть разнообразный репертуар. И потом, не артисты пишут пьесы.
— Вранье, сплошное вранье! По телевидению-радио, вранье в газетах-журналах, в кино, театре… Вранье дома, в школе, университете… От этого потока вранья можно с ума сойти, превратиться в дебила! Некоторые и превратились… Или уйти в пьянство, наркоманию. Как мы… Знаешь, когда я первый раз выкурил сигарету с гашишем? Когда отца орденом наградили. Он привел домой заведующего каким-то сектором ЦК и поил его коньяком до утра, мать играла на пианино, они плясали, орали песни, целовались… Отец напрямую попросил его «устроить» ему орденок позначительнее. И через пару месяцев в «Известиях» указ за подписью Брежнева: «… за большие заслуги в деле партийного строительства наградить Михаила Федоровича Лапина…». А какие заслуги? Три бутылки коньяка и пьяные поцелуи? Ну, еще игра матери на пианино…
— Не всех же так награждают…
— Почти всех: партаппаратчиков, работников культуры, литературы, искусства, разве что лишь милиционеров за дело. Да и то чаще посмертно.
— Я как-то на это внимания не обращала, — призналась Алиса. — И потом, думала, награждают за заслуги.
— Грош цена всем этим орденам-наградам, — усмехнулся Никита, — кроме, конечно, тех, кто получил на фронте… Мой отец, да и другие, теперь и в праздники не нацепляют на пиджаки ордена и медали.
Читать дальше