Александр Грог - Время своих войн 3-4

— Тут и коню понятно — «Россия» предала, а по факту — Московия! Пусть наивно, но я вот не понимаю эти вопли телевизионные, ну что из того, что я своему брату–белорусу продаю дешевле? По логике вещей должен даром отдавать. Вернее, по той же самой цене, как и мне достается. Много ли мой уровень вырос, что мне оно, это сырье, так дешево? Вот белорусы за счет этого собственное производство подняли, значит, честь и хвала их президенту. Значит, надо этого президента нам, может дела наши уродские поправит. Белорус — мне брат. Это я еще раз повторяю. И воевать придется, он рядом станет, плечом к плечу. А к нему полезут, так то же самое будет. Даже если наши уроды решат по другому, так добровольцев будет не как в Боснии — это брат рядом, под боком и родной он, не двоюродный, они — мы. Вот из этого и надо исходить. Остальное — срам на души. Развели тут бодягу — хорошо живут, как бы ем эту жизнь испортить. Коль на помощь хоть раз звал, так и сам иди, когда зовут, и даже когда не зовут — тоже иди — таков закон соседства!

Георгий кивает, тут и думать нечего. Отталкивание Белоруссии, единственного стратегического союзника, дело для России самоубийственное, но кто сказал, что Россией управляет Россия? Белоруссия перестает быть щитом, да и трудно быть щитом, если рука, его поддерживающая, едва ли не отсохла полностью.

Все сходит на нет, путем замещения одного на другое, оставляя тень воспоминаний о чем–то величественном. Все смешалось в доме. Казалось Россия еще не проиграла, а Хазария еще не выиграла. Но на этой спорной территории уже внедрила главнейшее между собой различие: Россия одаривала преданностью, Хазария ее покупала…

— Московин — не русский! — продолжает Председатель. — Русский — тоже давно уже не национальность. Знаешь, что отличает нас от других наций? Я тебе скажу… Сейчас же скажу, — хмурит лоб Председатель. — Вот! Способность на поступки, которые не несут личной выгоды! Вот это и делит нас едва ли не пополам. Но не поровну! Понимаешь меня? Тут бы впору иные определения раздавать — рус? — не знаю! Есть вот русские, которые не русские совсем, а жвачные, а есть иное, уже категория — русы–русичи? — человеки иной душевной породы.

Георгий удивляется тому, как одна и та же мысль или идея приходит одновременно едва ли не во все горячие головы разом. Словно есть меж ними нечто нематериальное, объединяющее, что сквозняком разносится по России. Всегда и во всем отдавать предпочтение пусть наивной, в чем–то детской, но справедливости, чем взрослому выверенному расчету — в «пользу дела». Нация внутри нации? Странно, но и привлекательно. Есть в этом нечто, что всегда будет тянуть к русским — истинным русским — по духу, по образу мыслей, по отношению к Правде, по совести, собственной чести в отстаивании правды и готовности за нее умереть. И русских всегда прибудет — будут они с раскосыми глазами, иные — желтолицые, но никогда не вымрут те, для кого само предложение такого свойства, как: «купить дешевле — перепродать дороже», является оскорбительным. Мы ответственными за справедливость для всех. Остальным ходить холопами у своих прихотей…

— Нам много не надо, — продолжает Председатель. — Им не понять, как можно малым довольствоваться и счастливым быть. Насчет семьи. Я на чемоданах жил, и ничего. Сына в чемодане купали — клеенку выстелишь, воды с чайника нальешь — вполне! И оладьи на утюге жарили — тоже нормально. Но тогда ощущения кинутости не было. Всегда знал, свое от государства получишь. На квартирную очередь, как многие, встал, но не успел. В родительский дом вернулся. Живу вот… — едва не виновато говорит он. — Отец был председателем. Можно сказать, сгорел на этом деле. На несправедливостях последних лет… А как тут не сгореть? Встретил тут друга детства, майора милиции, он как раз с сезонной «планерки» шел ошарашенный, выговорится ему надо было, чтобы самому не повеситься. Знаешь, данные по нашему Невельскому району Псковской области за 9 месяцев? Хрен ты от кого узнаешь, как не от меня! Засекретят! Родилось 232. Соображаешь? А умерло — 946! Причем, едва ли не все возраста от 30 до 50 лет — самый продуктивный возраст! То есть, «нормы», если они есть, если спущены на Россию, превышены в четыре раза! Четырежды!.. Как при Гитлере и даже больше! Наш район, между прочим, самый, что ни на есть, средний. А по соседнему, по Пустошкинскому, не берись, циферки должны быть покатастрофичнее. Там, чтобы положить человека в больницу, живая очередь — в среднем человек на пятнадцать на место — выписался или умер, тогда только койка освобождается для следующего. Ожидают свое по три недели — практически смертный конвейер, поскольку случается, что пациенты поступают уже на грани. Теперь, гляди, самое занятное… При подобной очереди на размещение в больницу, получено распоряжение — опять–таки, как понимаешь, указания «сверху» — о сокращении койко–мест и медицинского персонала! Соображаешь? Сокращении! Пишут — в три раза дохнем? Врут! В четыре? Опять врут! Больше!