Приедет, как и я, потомок мой достойный,
Отдавший сердце слову и стихам, —
Твоим напевом очарован,
Тебе, как гордый властелин стихий,
Прочтет свое он пламенное слово
И солнечные посвятит стихи…
Дорогой доченьке моей в утешение
Кого ты, море, не пленяло?
Кто не унес в душе с собой
Твою немую величавость
И твой… волнующий покой?
Ты знало Байрона восторги
И Пушкина крылатый ямб,
И ныне -
Поцелуй твой горький
вот и меня зовет к стихам.
И я, увы, берусь за оды -
Но знаю -
Мне не рассказать -
Ни как ты страшно в непогоды,
Как кротко -
лишь прошла гроза.
…Да, это так, но мне — спокойно…
Я знаю, к этим берегам
Придет потомок мой достойный
По мною хоженым тропам;
И тут, где я,
На этом взморье,
тобой он будет потрясен
И воспоет тебя,
О, море,
Как все поэты всех времен!..
Туапсе, 16.07. 1964
К 8 марта 1964 года
Дорогой и родной доченьке Жанне
Я нашим женщинам
не как старик -
рассудочно,
а молодо–неистов,
несу букет из пламенных гвоздик
и орхидей
серебряно–лучистых…
Гвоздики -
в честь их всемогущих чар,
перед которыми мы отступаем,
а орхидеи в нем,
как нежный дар
прекраснейшему
из прекрасных таинств — уменью их -
растить людскую душу,
любовь к товарищу, к семье, к труду,
уменью — человека в горе — слушать,
от друга отвести беду.
…Сегодня — женщинам
не как старик,
а молодо, восторженно и чисто
я радостно дарю букет гвоздик
и орхидей -
нарядно–серебристых!
Бывает,
что ни цифры, ни таблицы,
ни радужные взлеты диаграмм -
не помогают вспыхнуть, окрылиться
и… оторваться от житейских «драм». —
Тому подай лавсан,
другому лыжи,
«А мебель наша где,
подумать — стыд»…
И чувствуешь,
что сил нет выжить,
и как тебя захлестывает быт.
… В такие дни со мной не сладить прозе -
Нужна поэзия!
Одни стихи
Людей — в лазурное,
к мечтам уносит -
от подленькой мещанской чепухи.
И тянешься к прокофьевской гармони.
Вздохнешь…
Раскроешь вновь «За далью даль»
И будущее у тебя, как на ладони:
Его величие
И каждая деталь.
Поэзия…
Она — цветы и крылья.
Без них
застыла б жизнь,
как на Луне.
А люди меж собой, как волки жили б…
Так кажется,
Так думается мне.
Туапсе 6.02.1962
Он свой рабочему и в Риме, и в Нью — Йорке,
Но нам он ближе — наша плоть и кровь.
Но если имя он любил, как Горький, —
Нам дорог в нем и Алексей Пешков.
Влюбленный в жизнь нижегородский парень,
Познавший русскую безрадостную быль,
За стенами подвалов и пекарен
Он видел мир старухи Изергиль.
Один из тех, кто вышел спозаранку,
Чтоб спящим возвестить приход зари,
Он, как пылающее сердце Данко,
Путь к октябрю во мраке озарил.
В зверином царстве хищных Булычевых
Он Власовым талант свой посвятил,
Был их товарищем в боях суровых
И тысячам из них он крестным был.
Им отдал он свой яркий русский гений,
Им завещал презрение к врагам…
Вот почему теперь его творений
Не погасить ни годам, ни векам.
Ты пока еще приморский городок,
Точечкой отмеченный на карте,
Где прекрасен южный солнцепек
Но бывают и норд–осты в марте.
Пляж твой тесноват пока и тверд,
Кромка берега изломана капризно.
Потому, возможно, как курорт,
Ты пока, наш городок, не признан.
Но с бокалом праздничным в руке,
Налитым на Новый год для тоста,
Вижу я — уже невдалеке, —
Вехи твоего,
наш город, роста.
В дымке радужных,
грядущих лет,
Как сквозь скошенные грани призмы,
Вижу восхищенно,
Как поэт,
Туапсе эпохи коммунизма:
Черноморский мощный первоклассный порт
В ожерелье набережных гибких,
Всей страны
Излюбленный курорт
Радостный,
Как детская улыбка…
Город весь -
Большой, цветущий сад,
Вместо улиц -
Стройные аллеи…
Превосходный городской театр,
В мрамор облаченные музеи.
Так поднимем же наш новогодний тост,
Чтобы явью это стало скоро,
За Отчизны нашей дивный рост
И за то,
Чтоб с нею рос наш город!
…Вот он, здесь, стоит ко мне спиной -
Мускулистый,
напряженный,
ловкий,
Грудь его палит слепящий зной
Читать дальше