Марина Голубицкая - Два писателя, или Ключи от чердака

— А что с журналами? С Чмутовым что?

К нам подходит изысканный мальчик с круглым подносом:

— Шампанское, минеральная вода, белое рейнское, красное испанское.

— Тебе красное? Не разлей. Держишь сюжет?.. Журналы сначала неплохо платили, но не печатали. Потом стало наоборот. Но был короткий период равновесия, очень короткий, тогда–то нас Эльвира и познакомила, а на следующий день прокричала в университете на всю столовую: «Валерия Леонидовна, Вы Игорю не понравились! Он не любит душевных женщин!» Это что же за виражи? Я — доцент, кругом студенты, пюре с котлетами… Она позже призналась, что недолюбливала меня за красивые ноги.

Я невольно кошусь на Лерины ноги — мои не хуже, у меня тоньше щиколотка.

— Я тогда была после второго развода, с мужчинами все в порядке, а Игорь маловат, мелковат. Но когда я собралась к нему на чтение, то вдруг поймала себя на том, что натягиваю черные колготки. Тогда черные носили редко, это был знак, сигнал. Надела джинсы. И что ты думаешь? Все девушки, кроме меня, были в черных колготках.

Лера достает обещанный номер «Урала» со своими рассказами, подписывает: «С надеждой подружиться…» Обещает, что скоро выйдет книжка.

— Так ты — подруга Игоря, не Ларисы? — я спрашиваю, не таясь, как когда–то Кира и Ольга выпытывали у меня насчет Глеба.

— Подруга — не подруга, не Ларисина — это точно. Тогда у Игоря было много подруг, он мечтал стать донором спермы, он носился с этой идеей!

Мне лень подходить к самовару:

— Будем пирожные вином запивать?

— Это ты запиваешь, я закусываю, — усмехается Лера. — А жить–то донору было негде, жил–то он у сестры. Сестра старше его на десять лет, у нее семья, и, конечно, они не ладили. Я, уезжая в отпуск, дала Игорю свой ключ — чтобы квартира не пустовала и чтобы он кошку кормил. Он поселил ко мне Гордеева и спохватился, когда уже Петька родился: «Ты слопала поэта, ты у меня друга отняла!» И каждый божий день, каждый божий день он к нам бегал, еще и гостей с собой приводил — таких гостей, которые уходить забывали. И ведь, Ириночка, он не успокоился, пока Гордеев не ушел.

— А что теперь?

— Я показала ему свои тексты. Когда их еще никто не читал. Как филолог я чувствую качество текста, но хотелось, чтоб кто–то со стороны посмотрел. Мы лет семь с ним не виделись, случайно встретились, он налетел на меня на выставке: «Ну, мать, ты вырядилась, как исландская еврейка!» А это как понимать? Это как такое сказать женщине? И я смекнула, вот человек, который в текстах смыслит, но меня не любит, жалеть не станет, — я затащила его к себе. Он ткнулся в компьютер, читал–читал, встал какой–то пришибленный: «Что, голубушка? Поздравляю! Ты — восходящая звезда уральской прозы!» И приклеился ко мне с тех пор: «Я тебя хочу! Хочу хоть раз побыть, как Гордеев».

Вот тут я превращаюсь в Бекки Тэчер («Том, значит, я у тебя уже не первая невеста!») Он уже делал это… уже смотрел в Лерин компьютер…

— А Лариса?

Лера усмехается.

— Лариса у него как аттестат зрелости. Должно у человека хоть что–то быть, как у всех? Я ее там и увидела, на чтении. Все эти дурные журналистские девушки ну просто невозможные глупости несли. А Лариса что? Хорошенькая, свеженькая… Она говорит, с ним удобно: кашу сварит, с детьми посидит… Сейчас она хочет, чтоб Игорь роман написал. Между нами, не от большого ума: роман это концептуально, ну, какой Игорь романист? Кстати, ты видела его шрам после Каменска? Это Лариса. Зачем они меня к себе затащили?.. Да, за Петей, я же Петю у них оставляла… Спать негде, в квартире полный аншлаг: там еще ее сын от первого брака, он с детьми и сидел. Легли втроем. Чмутов начал свои пощипыванья и подначки. Лариса соскочила: «Ты восемь лет на моей шее сидишь, восемь лет я тебе верность храню!» Он за ней в коридор выбежал, а вернулся уже в крови. Ты помнишь, какие у нее ногти?

Я решаю задачи ГАИ, балкон открыт, Диггер нервничает, мне не хочется отвлекаться. Выбираю правильный ответ из предложенных: а) пропустить только пешеходов (Диггер лает); б) пропустить только велосипедиста (Диггер лает); в) пропустить и велосипедиста, и пешеходов (Диггер угрожающе лает). Я забавляюсь нехитрой логикой: а) задавить только велосипедиста (Диггер лает); б) задавить только пешехода (Диггер лает); в)… до меня доносятся крики: «Уберите собаку! Пожалуйста, уберите собаку!» Уже несколько минут я слышу сквозь лай Диггера эти крики, но в сознание пропускаю только сейчас. Пятый этаж. Угловая квартира. Я выхожу на балкон: на нашей решетке висит девица лет пятнадцати, на козырьке балкона сидит другая. Диггер беснуется. Я спрашиваю — очень спокойно. Малокровным голосом: