Рольф Лапперт - Пампа блюз

— Не рановато ли для пива, а?

— Ты про возраст или про время?

— Про все. Я дождалась восемнадцати.

— Но ты же не здесь выросла.

— Нет, я выросла в городе. Но мама следила за мной, как надзирательница в тюрьме.

Лена еле заметно улыбается и ногтем отковыривает от бутылки кусок этикетки. Ногти у нее короткие, без лака, колец на руках нет.

— Я себя тут тоже как в тюрьме чувствую, с той лишь разницей, что моей матери все равно, чем я тут занимаюсь.

Я выпиваю полбутылки пива. Если Лене это не нравится — ее проблемы.

— А где она?

— Путешествует. Она певица.

— Серьезно? Оперная?

— Джазовая.

— Круто. Я ее знаю?

Я пожимаю плечами.

— Скорее, нет. У нее есть два диска, но они плохо продаются.

— Как ее зовут?

— Она поет в группе.

— Да скажи же, наконец.

— «Betty Black and the Emerald Jazz Band».

Лена смотрит мимо меня, высоко поднимает брови и закусывает губу. Потом медленно качает головой.

— Нет, никогда не слышала.

— Неудивительно.

— Я люблю джаз.

Я молчу. Лене вовсе не обязательно знать, что я ненавижу джаз. Вдруг ее парень любит джаз. Или даже играет на каком-нибудь модном инструменте, саксофоне или трубе, например. Я замечаю, что все это время складываю пирамидку из камней, прекращаю ее складывать и опрокидываю в себя оставшееся пиво.

— А тебе? — спрашиваю я через какое-то время.

— Что мне?

— Сколько тебе лет?

— У женщин такое не спрашивают.

— Прости.

Лена смеется.

— Шутка. Девятнадцать.

— Без подстав? Я хотел сказать — правда?

— А что? Я выгляжу на сорок?

— Нет-нет, не в этом дело.

— Расслабься. Ты не силен по части шуток, да?

Я пожимаю плечами.

— Просто жизнь тут не слишком веселая.

— А по мне — ничего. Деревня. Садовое хозяйство. Даже озеро. И приятная компания, разумеется.

Лена улыбается мне, наливает себе лимонада в стакан и завинчивает крышку бутылки. Бутылка опрокидывается, я хочу поймать ее и хватаю Лену за запястье. Две или три секунды я держу ее руку.

Целая вечность.

В какой-то момент я отпускаю руку. Я плохо понимаю, что со мной происходит потом. Я наклоняюсь вперед и хочу поцеловать Лену, но она отодвигается от меня и говорит что-то вроде «ой». Полный идиот, я еще и глаза умудряюсь закрыть. Когда я их открываю, я вижу лицо Лены, на котором читается удивление и, что гораздо хуже, веселье.

Время останавливается. Ситуация настолько глупая, что мне даже становится нехорошо. Я вдруг чувствую, что голова горит, возвращаются боли, о которых я уже успел забыть.

Лена насмешливо улыбается, потом встает.

— Пойдем купаться. Тебе сейчас нужно охладиться.

Она кладет очки на полотенце и идет к озеру.

Я весь горю. Пот стекает со лба в глаза. Больше всего мне хочется провалиться сквозь землю. Голова болит так, будто Лена каждую новую секунду бьет по ней дверью.

— Вставай, идем! — кричит Лена. Ее голос доносится до меня словно откуда-то издалека. С другой стороны Гранд-Каньона.

Я встаю, подхожу к Карлу, отбираю у него журналы и коробку из-под печенья, закрываю ее, выливаю воду из тазика. Надеваю кроссовки, обуваю Карла в сандалии, складываю пляжный зонтик и беру его под мышку. Я вешаю себе на плечо сумку с моей одеждой, в одной руке у меня холодильник, в другой — Карл, которого я тяну вверх по дороге.

Карл спрашивает, куда мы идем, но я не реагирую.

Лена что-то кричит, но я ничего не понимаю.

Будто кто-то бьет мне по голове молотком. От яркого дневного света нестерпимо режет глаза. Я снимаю с Карла его идиотские очки и надеваю их на себя. Дорога крутая, из-под ног летят камни. Карл все время спотыкается, мне приходится тащить его за собой, как одряхлевшего от старости осла.

Тук-тук припаркован под единственным в радиусе сотни метров деревом. Я загружаю в кабину холодильник, зонтик, сумку, таз и Карла, сажусь на мопед и завожу мотор. Пока я трогаюсь, я вижу Лену в зеркале заднего вида. Она прыгает на одной ноге, потому что успела надеть только один ботинок, а другой держит в руке. Она останавливается и размахивает в воздухе обеими руками.

Я жму на газ.

И вот уже в зеркале виден только столб пыли.

Дома я загоняю Карла в душ. После чего сажаю его на табуретку в его комнате и даю обклеивать стену. Он абсолютно растерян и молчит, но сейчас мне все равно. Я выпиваю пиво на кухне, потом еще одно на веранде. От пота жжет глаза, и я закрываю их, но сразу открываю, потому что перед глазами стоит недавняя сцена с Леной. Я пинаю ногой перила, которые настолько прогнили, что одна из деревяшек надламывается. После второго пинка стойка складывается пополам, перила опрокидываются и падают на газон. Я швыряю им вслед пустую бутылку, и хотя вместе с ней я запускаю в воздух всю свою ярость, она не разбивается. И гребаное небо все такое же безоблачное, а эти чертовы пчелы жужжат так, будто ничего не случилось, будто сегодня я не выставил себя полным идиотом, законченным дебилом, абсолютным лузером. Я изрыгаю проклятья в осточертевшую мне пустоту, сметаю рукой со стола карточки «Мемори» и возвращаюсь на кухню. Третья бутылка отвратительна на вкус. Но я все равно выпиваю ее. Я больше не могу находиться в доме и бегу к сараю, где стоит тук-тук. Я отвожу его подальше, чтобы Карл не услышал, как я завожу мотор. И уезжаю.