Юлиу Эдлис - Ждите ответа [журнальный вариант]

И тут же озарило — да нет же, Михеич-то наверняка жив-живехонек, он один, к кому можно прийти и все рассказать и поплакаться без ложного стыда в черно-красную полосатую его жилетку!

Пройдя, как и в прошлые свои приходы сюда, узким пространством между становящимся от времени все более негнущимся и тяжелым полотнищем и стеною дома, он нашел звонок на входной двери и нажал на него. Никто не отозвался. Он нажимал снова и снова, пока все тот же Михеич, на этот раз не в викторианском полосатом жилете и даже не в куцем мундирчике с вытертыми позументами, а в видавшем виды, засаленном, с вылезающей из прорех серой ватой дворницком ватнике, не приоткрыл узкой щелью дверь.

— По записи? — спросил он неприязненно.

Иннокентий Павлович не понял, что Михеич имеет в виду, но тут же заметил на створке, которую тот держал на отлете, до блеска начищенную медную табличку и успел на ней прочитать: «А.П. Ельянов. Дантист».

Не дожидаясь ответа, Михеич указал дорогу: «По лестнице вверх, первая дверь справа», все давешние лампочки-лилии, видимо, давно перегорели, в вестибюле стояла плотная тьма, и бывший камердинер разом растворился в ней, будто его и не было. Иннокентий Павлович по привычке уже поднялся вверх по лестнице, ничем уже не устланной, нашел дверь, за которой он уже дважды побывал. «А теперь вот — дантист какой-то…» — посетовал про себя Иннокентий Павлович и постучался в нее. На стук никто не отозвался, он толкнул ее. Дверь оказалась не заперта.

Он узнал комнату, хотя теперь она была поделена на две неравные половины ситцевой унылой занавеской; камин на этот раз зиял бездонным мертвым чревом, окна, прежде в зеркальном стекле от пола до потолка, были теперь поделены на мелкие и мутные квадратики. Напольных часов и вовсе как не бывало, вместо покойных, обитых черной лайкой кресел перед камином или овального мореного дуба стола и резного, под потолок, буфета вся меблировка большей половины состояла из обыкновенных венских стульев, выстроившихся вдоль стен, двух низеньких столиков с зачитанными журналами на них, да в углу — зубоврачебного кресла.

Иннокентий Павлович подошел к окну, выглянул наружу — за углом с Покровского бульвара на Чистопрудный бежал, тренькая жидким звонком, допотопный трамвай, не вместившиеся внутрь люди висели неряшливыми гроздьями на подножках, машин было мало и все до единой похожие на первую фордовскую модель вроде поставленного на колеса рундука. По тротуарам в обе стороны торопились, натыкаясь друг на друга, плохо одетые, на вид такие же замшелые, как и автомобили, прохожие, толпились у дверей магазинов и лавок, над дверьми которых назойливо лезли в глаза грубо, будто наспех либо лишь на время намалеванные вывески: «Колбасная и мясная торговля бр. Кочетовых», «Керосиновая лавка И.Трегубова», «Большой трактир Федулова»…

Иннокентий Павлович обернулся, услышав, как из-за занавески вышел, белея халатом, докторской шапочкой и седой неряшливой бородой, делавшей его схожим со Львом Толстым, судя по всему, сам дантист.

— С острой болью? — прогудел он густым басом. — Раз не по записи, так уж само собой с острой болью, — почему-то очень довольно констатировал врач и даже хохотнул при этом. — Снимайте пальто, вешалка в углу. Ах, вы даже без пальто, тем лучше. Бормашины небось как черт ладана боитесь? Так мы можем обойтись и без бормашины. Но для этого я должен сначала взглянуть на ваши зубки. Проходите, будьте как дома.

Иннокентий Павлович, не отдавая себе отчета, какого черта покорно следует указаниям дантиста, прошел к зубоврачебному креслу, на ходу краем глаза успев заметить за ситцевой ширмой двуспальную железную кровать с никелевыми шишками в изголовье и в изножье и трехстворчатый зеркальный гардероб, а за ним, совсем уж в углу, едва там умещавшуюся детскую кроватку с такими же шишечками.

— В прошлый раз, — невольно заметил Иннокентий Павлович, — когда я был здесь, тут, помнится, жил некий богатейший сахарозаводчик, а до него так даже тайный статский советник…

— Этого быть не может, потому что не может быть никогда! — твердо отвел подозрения дантист. — А если и было, то при каком-нибудь царе Горохе, во всяком случае, именно что при царе. А теперь у нас на дворе уже десятый год советская власть стоит, дай ей Бог здоровья! И не кто иной, как она, выделила мне ордер на эту, тут вы совершенно правы, исключительно невиданную жилплощадь. У меня даже отдельная кухонька есть, правда, темная, без окон, — со тщеславной гордостью похвастал доктор. — Да вы садитесь, садитесь в кресло, что зря время переводить. Ведь и для вас, судя по наверняка заграничному сукнецу вашего костюма, время — деньги, я в людях сразу угадываю всю подноготную. Сели? Вот вам салфеточка, чтобы, не дай Бог, не испортить такой шикарный костюм, вот вам стакан с водой, что еще нужно нормальному советскому человеку с острой болью? А теперь, будьте так ласковы, откройте рот, и пошире, и не вздумайте его закрывать, пока я не наведу полную ревизию вашего зубного хозяйства. Сидите себе молча в свое удовольствие, как в Большом театре на бывшей опере «Жизнь за царя».