Людмила Рублевская - Жених панны Дануси

Пан Магарыш серьезно смотрел на молчаливую директоршу:

— До встречи, мадам.

Только счастливая супруга преподавателя естественных наук была полностью поглощена своими проблемами и ничего не замечала, пытаясь одновременно успокоить и рассерженную пуделиху, и разбуженного от сладкого сна и несказанно этим обиженного сынулю.

Если житель города Б* не мог справиться со своими заботами, он обсуждал заботы своих соседей. И таких случаев в городе Б* почему-то было почти столько же, сколько жителей. Поэтому конец холостяцкой жизни коннозаводчика Базыля Магарыша обсуждал весь город.

Одни жалели беднягу – взять в жены такую мегеру! Вторые удивлялись — каким путем проникло в кавалерийскую душу коварное чувство? На этот вопрос могли бы, наверное, ответить несовершеннолетние посетители яслей для детей работающих женщин города Б*, но, к сожалению, они еще не умели разговаривать.

Однажды Геракл остановился у своего друга, царя Адмета, у которого недавно умерла жена Алкестида, выкупив своей жизнью жизнь мужа. Узнав о таком обстоятельстве, Геракл, растроганный гостеприимством Адмета, спустился в подземное царство и принудил Таната, бога смерти, вернуть Алкестиду в царство живых.

Вряд ли знали в богатых, каменных домах города Б* Мамоньку-шлопака.

Да и такого слова — «шлопак» — нет в ученых книгах.

Но в предместьях города Б*, в маленьких домиках под сенью лип и яблонь приходу шлопака радовались все. Потому что целый вечер в доме будет пересказ новостей — что интересного произошло в соседних местечках, что и почем продается на ярмарках, куда лучше идти, чтобы купить новые колеса или поросенка, где в мире началась война или прошло землетрясение... Короче, каждый простой житель города Б*, который вследствие неграмотности или в целях экономии не выписывал газет — а таких было среди обывателей местечка подавляющее большинство — мог получить от шлопака все интересные ему сведения. А шлопак никогда ничего не просил – покормят, так покормят, пустят переночевать — так пустят. Но приют и угощение имел всегда.

Откуда был родом Мамонька — никто не знал, казалось, он вечно ходил по окрестным деревням и местечкам. Даже возраста его нельзя было определить — такой прозрачный, без растительности на лице, мелкий человечек. «Божий человек», — говорили о Мамоньке некоторые, но другие им возражали: «Разве Божий человек бродит по базарам? Божий человек поет псалмы и продает кипарисовые крестики да чудодейственные иконки». А Мамонька и выпить не откажется, если поднесут. Но, что правда, в мешке Мамоньки всегда лежало Священное Писание — дешевое издание для простого люда, в серой бумажной обложке, да еще житие Алексея, Человека Божия, и молитвенник в дополнение. Если рядом не было свидетелей, шлопак доставал заветный томик и вслух, по слогам, читал, задумываясь над непосильными простому разуму фразами.

Но безусловно, что при взгляде в светлые-светлые, добрые глаза Шлопака, доверчивые до дурости, а может — до святости, каждый невольно терял настороженность. Мамонька всегда выполнял множество мелких поручений — передавал из деревни в деревню, из местечка в местечко чужие долги, небольшие посылки и письма. При Мамоньке не стеснялись обсуждать свои домашние проблемы, не боялись доверить ему покачать ребенка во время очередного ночлега.

Не один раз останавливался Шлопак в доме Петра Помидорчика, слесаря города Б*. Не сказать, чтобы богатом доме, хотя Помидорчик имел золотые руки — мог починить любое хозяйственное устройство, любой самый тонкий механизм — от музыкальной машины до золотых швейцарских часов. Но свои заработки спускал Петро быстро и безболезненно. А чего дорожить теми деньгами, помятыми вонючими бумажками и металлическими обшарпанными кругляшами, когда нет ничего дороже хорошего настроения, веселой песни и бокала густого пива, а место в царстве небесном, как известно, ни золотом, ни серебром не покупается, а только праведной жизнью.

И хотя праведную жизнь Помидорчик признавал за ценность, жена его, круглолицая Наста по кличке Клецка, никак мужниной философией не могла довольствоваться. Ведь какая же праведная жизнь в трактирчике? Одно расточительство. Не для того она замуж выходила, чтобы из глиняных тарелок есть. Весельчак Петро подмигнет рассерженной женушке: «Эгэ, милая, хоть и с золота съешь, все в одно место выкинешь». Плюнет бедная Наста, перекрестится, а мужик уже за шапку — в корчемке музыка заиграла.