Людмила Рублевская - Жених панны Дануси

Никто не устоял перед двойным натиском активисток прогресса. Никто... Кроме Базыля Магарыша, владельца небольшого, но процветающего конезавода. Ах, какие лошади были у Магарыша! Сытые, гладкие, широкоспинные, словно созданные возить рыцарей в полном вооружении. Правда, покупали их для куда более прозаических нужд. Но лошади приносили не малый доход. И не удивительно — Магарыш, полковник-кавалергард в отставке, света не видел за своими гривастыми любимцами. Ни веселые друзья, любители холостяцких утех, ни прекрасные барышни города Б* с приданым различной величины не могли свести Магарыша с его сурового мужского пути. Иногда он и сам напоминал необъезженного рысака — седые волосы гривой, бакенбарды и усы неимоверной величины, ноздри раздуваются, ноги в кавалерийских сапогах нетерпеливо переступают, а на лице написано одно: говори, человече, какая нужда, да избавь меня от своего присутствия.

Но Магарыш, как владелец крупного (в пределах города Б*) капитала, не мог быть обойден в процессе сбора средств на новое общество.

Как пунцовели щеки у мадам Касио, когда она быстрым шагом в сопровождении заплаканной мадемуазель Нинель выходила из дубовых ворот Магарышева дома! Наверное, если бы попал в этот миг какой-то бедолага под прицел линз ее лорнета, испепелился бы, как волос над свечой.

Это было поражение. Мадам Касио собиралась печатать подписной лист по созданию Общества защиты женщин в губернской газете вместе со всеми собранными подписями... И среди них не будет подписи полковника в отставке Магарыша! Полковник славился не только диким нравом, но и тем, что мог щедрой рукой отвалить денег на полезное благотворительное дело. Например, на палеонтологический музей или атлетический кружок. Ходили слухи о необычных обстоятельствах ранней отставки полковника. Якобы он был заподозрен в симпатиях к чудакам, что не очень любили мощную империю, которая милостиво взяла под свое крыло здешний край... Да еще имел полковник дурную привычку вспоминать былые шляхетские вольности этого края и своих воинственных предков, сражавшихся под другим, забытым ныне знаменем... И то ли Магарыш отказался отдать приказ в кого-то стрелять, то ли сам попал не в того...

«А из-за женщины, наверное, история была, потому и не любит женщин», — отмахивались скептики. Но и они почтительно кланялись и втайне завидовали, когда Магарыш пролетал по улице города Б* на своем любимом черном жеребце.

Но за пятнадцать лет существования пансиона никто не решился спорить с его директоршей.

Город Б* с интересом ждал исхода поединка.

Никакие попытки разжалобить сердце коннозаводчика не удались. Он не боялся городских властей, не заигрывал с женщинами, не напивался, что исключало наличие сердечных дружков, и не имел родственниц с твердым характером.

Основательницы Общества защиты женщин собрались в классной комнате пансиона благородных девиц. Между кофе и миндальным печеньем поговорили о детских яслях для грудных детей рабочих женщин, между горячим шоколадом и безе поссорились по поводу репертуара благотворительного хора. Когда принесли фрукты, всплыла неприятным пятном на радужном настроении присутствующих проблема — ненавистник женщин Магарыш. По городу Б* летало уже несколько его едких высказываний насчет «бабьей самодеятельности».

— Мужчина — существо примитивное, — твердо сказала мадам Касио. — Стоит только хорошо подумать и найти его слабое место. Давайте вспомним, что наше общество заботится не только о женщинах, но и о детях. Если эта особа равнодушна к положению женщин, так же ли отнесется к слезам невинного ребенка?

Невинное дитя, которое надлежало включить в очередную делегацию, нашлось, — годовалый малыш учителя естественных наук. Мальчуган был славный, щекастый. Его мать нравилась мадам Касио куда меньше — суетливая женщина, которая в нанятую мадам Касио пролетку приволокла еще и такую же суетливую пуделиху с мещанской кличкой Жужу.

Магарыш скрывался в своем летнем домике рядом с конюшней в предместье город Б*, там, где весной разливалось море яблоневого цвета. Мадам Касио, словно черный корабль, проплыла по засыпанной желтым песком дорожке, рассекая ароматные бело-розовые волны. В фарватере за мадам, словно за флагманским кораблем, испуганно двигались мадемуазель Нинель, учительская жена со своим потомком, наряженным в кружевной чепец неимоверной величины, и пуделиха Жужу. У дверей в логово женоненавистника караван остановился. Дворецкий, бывший барский денщик, ни за что не хотел впускать в дом избалованную собачку: дескать, у пана живут здоровые гончие. А обладательница пуделихи ни за что не хотела оставлять свою ненаглядную Жужу одну на чужом дворе в подозрительном окружении. Мадемуазель Нинель пожертвовала собой и осталась стеречь взвинченную животинку.