Людмила Рублевская - Жених панны Дануси

Мадам Касио для поднятия боевого настроения вспомнила последний выпуск своих пансионерок, затянула растрепанные чувства в стальной корсет гражданского долга и пошла в наступление:

— Не ради чванства и славы, а ради детства! Оно смотрит вам в глаза, он требует вашей благотворительности! Вы отказываете в милости невинным деткам, которых Христос повелел почитать прежде всех, так как им принадлежит Царство Божие! — мадам тыкала пальцем, обтянутым черной перчаткой, в невинное дитя, которое упорно пыталось стащить с себя кружевной чепец. Но бессовестный коннозаводчик только иронично хмыкал да повторял:

— Мадам, моя специальность — лошади. Я не разбираюсь в женских организациях... Разве что в физиологическом смысле.

От подобных ударов косы о камень высекались искры. Несчастная жена учителя прижимала к себе младенца, словно скрываясь за него от молний, которыми швырялись боги-олимпийцы. И тут на дворе отчаянно взвизгнула собака, и сразу ее визг подхватил мощный собачий хор.

— Стой, собачка, стой! — вопила где-то мадемуазель Нинель.

— О, моя бедняжка Жужу! Я иду к тебе! — воскликнула хозяйка пуделихи, с умоляющим «О, мадам!.." сунула своего ребенка на руки директору пансиона и выскочила за дверь.

В комнате воцарилась тишина. Крики и собачий лай растаяли вдали. Мадам держала ребенка перед собой, словно амфору с редким вином. Стыдно признаться, но лицо мадам Касио почему-то не выказывало умиления. Магарыш также смотрел на милое дитя, которое успело стащить набекрень свой накрахмаленный чепец и обнажить круглую макушку, украшенную единственным завитым чубчиком, с каким-то сложным чувством.

— У-а-а-а-а-у!

Директорша чуть не уронила ребенка. Полковник в отставке ловко поддержал крикливого гостя на ее руках. А младенец горланил так отчаянно, с такой обидой на этот несовершенный мир!

— Успокойте его, мадам, — раздраженно буркнул Магаыш.— Вы же сами говорили, что возиться с такими недорослями — ваш гражданский долг.

— Я — директор пансиона для девиц, — твердо сказала мадам, делая ударение на последнем слове.— Я не имею опыта в воспитании младенцев.

— Эк орёт, — с досадой сказал Магарыш и позвал денщика. Но тот, видимо, тоже убежал по собачьим делам, которые напоминали о себе отдаленным лаем и женским визгом.

Мадам неуклюже качала подкидыша.

— А-та-та... Это он вас боится. Дети чувствуют нехороших людей...

— Перестаньте его трясти, он и смолкнет, — отрезал Магарыш и наставил на младенца два пальца козой: — У-тю-тю-тю-тю!

Малыш брыкнул ногой и попал затейнику в толстый нос.

Магарыш едва сдержал брань.

— Давайте его мне. Он же мужеского пола. Я скорее с ним найду общий язык. А то, ей-богу, уши закладывает. Парень, любишь лошадей? Хочешь на лошадке покататься?

Ребенок отчаянно сопротивлялся. Шляпа директорши, украшенная страусиными перьями, съехала набекрень и наконец совсем упала в сопровождении звонкого дождя шпилек. Мадам Касио раскраснелась, ее волосы, всегда стянутые в строгий узел, рассыпались золотистыми локонами. А глаза, не защищенные лорнетом, были такие растерянные... И светлые... Так что никто не узнал бы с первого взгляда мадам Касио. Да и сурового полковника Магарыша, скачущего по комнате, держа на плечах толстенького капризулю, в то время как мадам бежала за этой живописной группой, поддерживая маленького кавалериста.

— А вот мы на лошадке... На лошадке... Первый раз вижу женщину, которая не может справиться с ребенком! У вас что, никогда не было собственных детей? – пыхтел Магарыш.

— Можно подумать, у вас целая куча наследников! — огрызалась мадам.— Вы вообще одичали со своими лошадьми! Тише, не сбросьте малыша! Я, по крайней мере, стараюсь что-то дать хоть чужим детям. А вы?..

— А мне иногда кажется, что лошади более достойны жалости и понимания, чем люди. Ай, что-то за шиворот потекло...

Когда вернулась легкомысленная мать с взлохмаченной пуделихой на руках, оставленный ею столь коварно ребенок беззаботно спал на Магарышевом диване, а возле него сидели пан Магарыш в турецком халате и мадам Касио без шляпы, хотя с подобранными снова в узел волосами.

— Простите, простите, но на Жужу напала стая злобных грубых псов!

Мадемуазель Нинель также пропищала в свое оправдание:

— Я ничего, ничего не смогла сделать! Их отогнали только водой!

Мадам Касио с достоинством воздела шляпу, аккуратно заколола ее шпильками.

— Думаю, наш визит окончен.

Мадемуазель Нинель с удивлением смотрела на розовые пятна на щеках мадам и гадала, удалось ли ее воинственной руководительнице добиться нужного.