Леонид Гартунг - Повести и рассказы

— Я еще женщина в силе, а из тебя песок сыплется. Ну-ка, скажи, чем ты меня как жену можешь обеспечить? Повис у меня на юбке, как репей свинячий…

А слепой в ответ кричал:

— Нет моего согласия на прописку. Пусть убирается, откуда пришел. Голодранец несчастный! Всю жизнь прожил, своего угла не нажил.

На это Аграфена Ивановна возражала:

— Это еще поглядим, кому убираться придется. Мы с тобой не расписаны. Я имею свое полное право, я женщина незамужняя.

Захар Захарыч мрачно намекал:

— Ты все еще с полицейским расписана…

— Ничего не расписана — за давностью такой брак расторгнутый… А вот ты действительно здесь сбоку припека…

— Все равно зарежу, — грозил Захар Захарыч. — Спать лягете, обоих прикончу.

— Я нож спрячу, — предупреждала Аграфена Ивановна.

— Я могу и ножницами, — продолжал слепой.

— В тюрьму захотел? За одни угрозы пять лет дают.

— А мне все равно, где подыхать, в тюрьме или на воле.

В последующие дни Захар Захарыч больше не кричал, но Аграфена Ивановна на всякий случай прятала от него ножницы.

Когда мы с Захаром Захаровичем остались вдвоем, он на ощупь приполз ко мне за перегородку:

— Алеша, не спишь?

Усевшись на тетину койку, зашептал возбужденно:

— Ты вот книжки читаешь. Должен знать: можно ее привлечь за двоежёнство? Согласно уголовного кодекса.

— Во-первых, он жилец.

— А зачем тогда его спать с собой ложит?

— Законный муж исчез более двадцати лет назад, а вы с ней не регистрированы.

Старик приуныл.

— А насчет ножниц это я так, чтоб думала…

По правде сказать, меня эти ссоры мало трогали. Пришла настоящая зима и вынуждала всерьез подумать об одежде. В моей поношенной кожанке я чувствовал себя на морозе словно раздетым.

— У нас без пимов в два счета заколеешь, — с гордостью за сибирские морозы говорила Аграфена Ивановна.

Я и без нее понимал, что без валенок мне не перезимовать.

В одно из воскресений мы с Георгием Ивановичем отправились на толкучку покупать валенки. Почему именно с Георгием Ивановичем? В данном случае он играл роль умудренного опытом телохранителя. Аграфена Ивановна высказала неожиданную мысль, что у меня такой вид, «что его и не захочешь, да обманешь». Меня это очень удивило: я даже посмотрел в зеркало — неужели у меня в лице есть нечто такое?

— Ты рядиться умеешь? — спросила она меня.

— Как это «рядиться»? — не понял я.

Аграфена Ивановна пожалела меня и отправила на толкучку в сопровождении телохранителя.

Добраться до толкучки в то время было непросто. Толкучка помещалась на горе, между кирпичной башней и старым кладбищем. И толкучкой она называлась не зря. На утоптанном снегу, твердом и грязном, как асфальт, толклись несколько сот мужчин и женщин. Георгий Иванович критически заметил:

— На базаре два дурака: один продает, другой покупает.

Над толпой висело облако пара и разноголосый говор. Все находились в беспрерывном движении, чтобы «не заколеть».

Георгий Иванович прочел мне популярную лекцию, как легко можно попасться на удочку, приобретая пимы. Встречаются такие прохвосты, которые скатывают пимы на морозе с прибавлением воды, а в тепле такие пимы превращаются в кашу. Чтобы этого не случилось, мы купили за пятьсот рублей подшитые пимы с кожаными задниками.

— Подшитые — куда теплее и уж наверняка без обмана…

Впрочем, на новые у нас не хватило бы денег.

Поздравив меня с покупкой и озорно подмигнув, Георгий Иванович извлек из кармана брюк бутылку портвейна. Портвейн этот он в отсутствие Аграфены Ивановны взял у нее из буфета. План у него был такой: продать бутылку рублей за триста, кое-что добавить и тоже купить валенки. До сих пор он носил резиновые чуни с пришитыми кожаными голяшками.

Чтобы я не мешал ему в коммерческих операциях, он вытащил меня из толпы и поставил на крыльце соседнего дома.

— Стой здесь и никуда не ходи. А то потеряемся… Я мигом.

«Миг» оказался довольно долгий. Я переобулся в только что купленные валенки, покурил, внимательно прочел все объявления на заборе, узнал, что продается суягная коза черной масти и стайка на дрова. Георгия Ивановича все не было. Раза два мелькнул его рыжий малахай из собачьего меха и снова скрылся в толпе.

Потом наконец появился он сам — в руках ни бутылки, ни валенок.

— Пойдем, — кивнул он без лишних слов.

Видя, что он расстроен, я ни о чем не спрашивал.

Только на следующий день Георгий Иванович рассказал мне, что произошло.