Леонид Гартунг - Повести и рассказы

— Ты чего поднялся? — спрашивал Морячок.

— Где моя шапка?

— Ты с ней разговаривай. А я ни при чем…

— Не строй из себя дурочку. Идите вы все…

Сильно хлопнула дверь. Бекас ушел.

Зоя Маленькая спросила:

— Что с ним?

— Сбрындил, — ответил Морячок.

— Ну и скатертью дорога.

Потом, вероятно, Зоя Большая стала одеваться, потому что ее подруга спросила:

— Ты-то куда?

— А зачем я здесь?

— Никуда не ходи — ты пьяная.

— Ни в одном глазу.

— Зоенька, о чем же ты? Ну, не надо плакать. Ну, ушел, и черт с ним…

— Ну, вот и эта обиделась… Что мне только с вами делать? Ольга, твой не убежал?

— Нет еще, — ответила девушка, смеющимися глазами глядя на меня.

— Значит, спать будем. Дверь не запирай — может, Зоя вернется…

Морячок и Зоя Маленькая о чем-то шептались. Зоя крикнула нам:

— Скоро вы свет погасите?

— Скоро, — откликнулся я.

— Ольга, учти, на утро свечи не останется.

— Пей, — пододвинул я Ольге стакан.

— Нужно ли? — спросила она, испытующе смотря мне в глаза.

— Нужно.

Она с сомнением покачала головой. Взяла стакан, сделала глоток, задохнулась и отвернула лицо от меня. Я понял, что она действительно не может пить.

И тут я сделал глупость: взял свой стакан и молодцевато, не морщась, выпил его до дна. Через несколько минут я был уже дураком.

— Ты куришь? — спросила Ольга. — Сверни мне.

Я стал сворачивать цигарку, пальцы не слушались, табак сыпался на пол.

— Оля, зачем тебе?

Она не ответила, взяла из моих рук табак и бумагу, неумело слепила папиросу и закурила от свечи. И тут же закашлялась.

— Как вы можете?

Ее слова показались мне очень смешными. Я стал хохотать и не мог остановиться. В голове все вертелось: и свеча, и Ольга, и стол. Вошла Зоя Маленькая в белой нижней рубашке и дунула на свечу:

— Вот вам, если сами не понимаете.

Ушла и тут же включила на полную мощность репродуктор.

— У нас тоже, — стал я объяснять, — Аграфена Ивановна… Не может без радио… Мы сколько раз ей говорили… У нее муж слепой, а прежде на генералов шил… Мундиры и тому подобное. Она хочет его крысиным ядом… Ха, ха…

А музыка была чудесная, прямо выжимала из меня слезы. Играли скрипки что-то невыносимо печальное.

— Ты только послушай, — сказал я Ольге. — Это не музыка, а настоящее убийство… Из живого человека вырезают сердце…

Все, что я говорил, казалось мне чрезвычайно значительным и умным. Ольга, вероятно, была другого мнения, потому что сказала:

— Тебе надо лечь, ты устал.

Спорить я не стал. Она была хозяйкой, и ее надо было слушаться.

Сперва была полная темнота, потом прорезалось голубое окно.

— Как затемнение, — сказал я.

— Не надо об этом.

— Вот мы и встретились, — сказал я.

— Поздно…

Что было после этого, помню только несвязными кусками. Я хотел подняться на ноги и повалился на койку. Лежал и чему-то смеялся, а Ольга расшнуровывала мои ботинки. Затем укрыла меня одеялом и села рядом. Я целовал ей руки и спрашивал:

— Ты помнишь Гимназическую? На одном доме, на углу, лицо сфинкса. Скульптура…

Невыразимо тоскливо кричала скрипка. Оля о чем-то плакала. Потом Зоя Маленькая выключила радио, и наступила тишина. Ольга легла рядом. Я обнял ее. Она крепко сжала мои руки и сказала строго:

— Лежи смирно, а то я уйду.

— Я противен тебе?

— Нисколько. Но тебе сейчас надо уснуть… Дома-то хватятся?

— Нет, дома никого нет… Оля, милая, я постыдно пьяный.

— Только, ради бога, не переживай. Спи, пожалуйста.

И я уснул. Уснул позорным пьяным сном, прижав к губам Ольгину влажную ладонь.

Утром я проснулся оттого, что кто-то гладил меня по волосам. Светало.

— Ты пойдешь на работу? — спросила Ольга.

Она поставила на стол чашку горячего кофе и кусок хлеба. Мне ничего не хотелось. Страшно болела голова.

— Тебе надо поесть. Обязательно.

— Оля, прости меня, — зашептал я. — Я вел себя как последний идиот.

— Пустяки, — проговорила она. — И не казнись, пожалуйста. Считай, что мы не встречались… Вот твои ботинки.

Ботинки были теплые — это она позаботилась поставить их на обогреватель. Морячок позвал от двери:

— Ты скоро?

— Мы еще увидимся? — спросил я Ольгу.

— Конечно, нет.

— Почему?

— Неужели сам не понимаешь?

Я немного понимал, но мне не хотелось верить этому.

— Иди, а то опоздаешь.

Я обнял ее и крепко поцеловал в губы. Она ответила мне. Последнее, что запомнилось, — какая-то непонятная, жалкая улыбка на ее лице.