Леонид Гартунг - Повести и рассказы

— Пойдем, — потянула Груня мать за рукав.

Прокоп Матвеевич стоял и смотрел им вслед, бормотал непристойные, дикие, как бред, слова. Как выстрел, с разлету хлестнула подхваченная ветром калитка. Задвинулся железный засов, будто зубы проскрипели от ненависти.

Они шли по улице с корзиной и узлом. Груня что-то вспомнила.

— Обожди, мама.

Вернулась легкими шагами к забору, к наглухо запертой калитке, выдернула из-за пазухи торопящимися пальцами золотой крестик. Дернула нитку раз, другой. Оборвала и сунула в дующий сквозняком зев между досками с табличкой «Для писем и газет». Ниточка удержалась, зацепилась в щели. Груня толкнула ее пальцем. Ниточка ускользнула, пропала бесследно, навсегда.

На мгновение девушка задержалась, послушала, что там, за забором. Тишина. Поцеловала воздух, подзывая Жулика. Слегка зазвенела проволока — пес вилял хвостом. Груня стерла со щеки холодящую слезинку, махнула косами и побежала к маме, которая ждала ее под фонарем.

Шумел город, ожидал, протягивал навстречу им длинные пропыленные лучи огней, призывно гудел заводскими гудками, смешливо позванивал трамваями, подмигивал голубыми электрическими всплесками.

И над всем этим простиралось необъятное, родное и бесконечно глубокое звездное небо. Небо, очищенное от бога, впервые по-настоящему счастливое.

Не знаю, как у кого, а у меня сестренок хватает. Галя — классом старше меня, Валя — классом младше, а Кланя — самая маленькая и ужасно невезучая. Вечно с ней что-то случается: то пальцем в мышеловку попадет, то свой ботиночек в помойном ведре утопит, то даже занавеску подожгла — со спичками играла. Вот из-за нее-то и пришлось мне целую неделю дома просидеть. Не из-за занавески, а из-за Кланьки. Разболелась, видите ли. Да хоть бы болела как следует, а то так — рассопливилась. Ничего опасного, однако в детский сад нельзя. Галя и Валя в рев — не будем нянчить, пропустим, останемся на второй год и другие жалкие слова. Тогда мама посмотрела на меня таким длинным-длинным взглядом, что я сразу понял, кому домовничать с Кланькой.

Сначала я даже обрадовался: нежданно-негаданно — и вдруг каникулы. Но уже на другой день я убедился, что Кланька — далеко не мед. Сказки ей рассказывай, причем все новые, песни пой, на четвереньки становись и на себе ее катай. Что я, лошадь? Пробовал ей «Трех мушкетеров» вслух читать. Куда там — хнычет: «Иглать хоцу». Вот такая у нас Кланька.

А вдобавок еще метель. На улице ни души. Даже в окно посмотреть не на кого. И сколько раз в те дни я мечтал, чтобы вместо всех сестренок мне бы одного братишку. Все ж-таки веселей было бы… А то, по правде сказать, и в школе не лучше: Екатерина Терентьевна, Анна Захаровна, Лидия Николаевна и так далее. На всю школу один-единственный мужчина — наш директор и историк Иван Юрьевич.

Вот и сегодня ночью случилось, как говорят, ЧП. Прибежал дядя Максим и давай в дверь барабанить. Кого мама с собой взяла? Не Галю, и не Валю, а меня. И пошли мы в кочегарку, которая школу, детсад, клуб и птичник отапливает, и вкалывали вместо папки, потому что он выпил лишнего, уснул около котла и к работе стал неспособный. Пришлось нам с мамой ведрами шлак наружу вытаскивать, а пока носили, дядя Максим, папкин сменщик, все ворчал: «Ладная ты баба, Полька. Одного не пойму — как ты такого тунеядца у себя на шее терпишь?» Мама сильно рассердилась и говорит: «Эх, дядя Максим, жалко, руки заняты, а то бы я тебе пояснила и насчет шеи и всего прочего». После такого отпора он притих, а мама больше ничего не говорила, потому что мы сильно торопились, чтобы папку затемно домой доставить. Кое-как добудились и увели, и никто на деревне ничего не видел.

А дома Галя и Валя уже печь растопили и картошки начистили. Кланька поднялась в своей кроватке и кричит:

— Я в садик пойду. Я в садик пойду.

Мама потрогала губами ее лоб и согласилась:

— Ну, ладно.

Услышав такое, я чуть в пляс не пустился. Кланька — в садик, значит, я в школу. Но и тут девчонкам привилегия. Галя и Валя позавтракали, зубки почистили, портфельчики свои подхватили — и на занятия. А мне мама говорит:

— Придется уж тебе на медпункт с Кланей сходить. На нее и на себя возьми справки о здоровье. А потом ее в садик.

Что ж — придется так придется. Такое наше мужское дело. Все бы ничего, да на медпункте полным-полно гриппозных. Кое-как мы с Кланькой проскользнули без очереди, но в школу я все-таки опоздал. Явился в начале второго урока и на всякий случай спрятался на вешалке, за пальто. Это у нас такое местечко тайное, все опоздавшие там скрываются. Уборщица, тетя Маня, даже табуретку там в уголке поставила. Но сегодня на вешалке пальто и шубенок — раз-два и обчелся. Многие раздеваться не стали. В школе холодно — за ночь все тепло ветром повыдуло, а батареи чуть тепленькие.