Владимир Некляев - Лабух

Вне бани мы почти не встречаемся. Не сговариваясь, там само по себе вышло, мы стараемся не пользоваться нашим клубным знакомством для решения личных проблем, дабы сохранить чистоту чистого четверга. «Чтобы сто лет четверговать нашей дружине», — как поется в нашей клубной песне. Стихи к музыке написал Крабич, которого часто по четвергам приглашал я как гостя клуба, пока мы дружили.

Песня стала в клубе чем–то вроде гимна, а где гимн, там и герб, и знамя, и устав — своя конституция… Мы избрали президента клуба, придумали клубную форму — мы, как дети елку, украшали свой праздник, длили свои четверговые забавы. И странно, никто не спросил никогда: зачем все это? А ведь все — взрослые мужики, и давно уже взрослые: каждому или сорок, или около того, или даже за…

Думаю, мы оценили то, что имеем, когда все вокруг стало рушиться и валиться. Обрушивалось что–то в наших делах, валилось в судьбе каждого из нас, трещали и ломались все подпорки, а чистый четверг не имел никаких подпорок — и не валился. И пар не обрушивался, потому что не может обрушиться вода в газообразном состоянии.

В баню может набиться сколько угодно народа, но ритуальное действо в парилке — действо для троих, и все роли скрупулезно расписаны. Держать в парилке ровно твой пар — обязанность черпавого. В сравнении с парильщиком, который, разогревая полочного и как бы шаманя, колдуя над ним, приноравливается к венику, роль черпавого вроде бы второго плана, но это только кажется — с черпаком у печки лишь бы кого не поставишь. Профессиональный черпавой чувствует и печь, и все пространство парилки, и парильщика, а прежде всего полочного — того, кто на полке. Настоящий черпавой интуитивно угадывает, на каком пару полочного разогревать, знает, сколько и когда подбросить, когда и сколько переждать. Прогрел полочного парильщик и принялся всерьез парить, пробивать пятки — пар в подъем, перекинулся веник на голени — пар на спад, веник на бедра — полуподъем, а перекатился веник на поясницу и по позвонкам пошел подниматься, прижиматься к плечам и шее — подбрасывать да подбрасывать и держать пар ровно–ровненько, чтобы он подушкой лежал на спине полочного, пока тот не перевернется. Перевернулся на спину полочный — переждать, дать ему уравновеситься, почувствовать себя в паузе, потому что в парильном действе, как и в действе любовном, ритм складывается из пауз, замедлений… Паузу черпавой не перетянет, подержит, пока погоняет под потолком пар, собирая его под веник, парильщик, — и вновь страстно и горячо катится под веником паровая волна: ступни, колени, живот, грудь, левый бок с рукою левой, плечо, локоть, запястье, пальцы, правый бок с рукою правой, плечо, локоть, запястье, пальцы, и наконец — переворот — и во второй раз спина, на которую теперь можно нагонять и нагонять пар до границы терпения, чтобы полочного словно прибило к полку, от которого он едва оторвался бы к ледяной воде бассейна — уже в другую жизнь…

Черпавой — создатель пара. Чего–то такого, чего будто бы и не существует, что каждое мгновение возникает и исчезает. Поэтому черпавой в приличной компании — личность утонченная, эстет. Самые лучшие черпавые получаются из врачей, математиков и представителей всяческих искусств.

Самые лучшие парильщики — спортсмены, особенно бывшие, которые, оставив спорт, тем не менее, держат форму. Неплохой парильщик может получиться из ученого, но не гуманитария, и из среднего (высокий и веник–то не удержит) уровня функционера, руководителя… А вообще парильщик — это песня: или есть, или нет.

Забота парильщика — не дать пару пропасть даром, поймать, собрать его под веник и так покласть на полочного, чтобы прогреть и расслабить, раздышать ему каждую мышцу и жилку, проникнуть через них к каждой косточке. Если оказался ты в парилке со случайной компанией и кто–то, вовсю стараясь, лупит по тебе веником, будто пыль из ковра выбивает, не жди рубцов и ожогов, а соскакивай с полка. Веник настоящего парильщика летит и плывет, перекручивается, перекатывается, гладит тебя и ласкает — и вдруг раз! — припал и припек! — и как раз там и тогда, где и когда тебе захотелось, потому что парильщик подготовил тебя к этому, а как только почувствовал ты, что горячо тебе невыносимо, веник вновь приласкался, пригладился, прилег на тебя подушкой… Он с тобою в любовном действе, а не в мокрой и душной драке, и в какой–то момент через все свои открытые для дыхания поры ты просторным выдохом высвобождаешься из самого себя и плывешь в пару вместе с паром…