Рышард Клысь - «Какаду»

— Но ты знал, что я получил повестку?

— Да.

— Хорошо, что мы будем вместе, — сказал Хольт.

Раубеншток кивнул.

— Лучше бы нам встретиться при других обстоятельствах, — сказал он. — Это и в самом деле сомнительная честь — участвовать в похоронах Третьего рейха…

Хольт беспокойно огляделся вокруг.

— Ради бога, Франц, говори потише, — попросил он в испуге. — Хочешь, чтобы нас посадили?

Раубеншток пожал плечами.

— Что касается меня, то я не имел бы ничего против, — сказал он спокойно. — Тюрьма в нашем положении — это не самое плохое, что с нами может приключиться. Думаешь, на фронте будет легче?..

— Понятия не имею, — ответил Хольт. — Никогда не был в армии…

— Война — это одно сплошное свинство, — сказал Раубеншток. — Можешь мне поверить. Я уже однажды сидел в окопах и знаю, что это такое…

Они закурили. Вернулась Гертруда с фрау Раубеншток. С виду спокойные, улыбающиеся, они держали за руки детей, уже обегавших весь перрон.

Хольт, обращаясь к обеим женщинам, сказал:

— Я как раз говорил: как хорошо получилось, что мы встретились…

— Конечно, — согласилась Гертруда. — Вместе вам будет веселей.

Раубеншток дружески улыбнулся Хольту:

— Старина, признайся лучше, взял ты что-нибудь выпить?..

— Да. Не забыл. У меня с собой две бутылки мозельского…

— Браво!

— Ну, наконец-то, я вижу, ты доволен!

— Как подумаешь, что в казармы мы попадем под хорошим шафе, сразу легче становится. Знаешь, я тоже взял три бутылки.

— Но ты, надеюсь, не станешь утверждать, что сегодня еще ничего не пил?

— Едва понюхал…

Фрау Раубеншток негодующе посмотрела на мужа.

— Ну знаешь, Франц, — сказала она с возмущением. — Как тебе не стыдно так врать?!

— А что? — спросил он с миной невинного младенца. — Ты считаешь, что я вру?

— Еще как! — выкрикнула она и обратилась к Гертруде — Вы только представьте себе, Франц пьет беспробудно два дня. Даже по ночам. Я уже боялась, что это плохо кончится…

Раубеншток обнял жену за плечи и, склонив к ней голову, сказал шутливым тоном:

— Моя дорогая, мне уже ничто не может помочь, а тем более повредить — как покойнику…

— Прошу тебя, Франц, не говори так.

— Может, я не прав?

— Я не хочу, чтобы ты так говорил, — повторила она чуть не плача.

— Ни к чему говорить такие вещи, — подхватил серьезно Хольт. — Что это тебе взбрело в голову?

— Я, конечно, пошутил, — поспешно объяснил Раубеншток. — Это только шутка…

— Я так и подумал, — весело проговорил Хольт. — Не обращайте внимание на его болтовню. Он ведь известный шутник…

Фрау Раубеншток улыбнулась ему. Хольт вдруг почувствовал, что первоначальное настроение угнетенности и страха, от которых он не мог избавиться целый день, куда-то исчезло, и в эту минуту он уже чувствовал легкий подъем, какой у него бывал всегда на вокзале перед дорогой. Будущее уже не казалось ему таким опасным и безнадежным, каким представлялось до того, как судьба столкнула его с Раубенштоком. Эта неожиданная встреча снова наполнила его оптимизмом. «Не так уж все плохо, — подумал он. — Нас двое, и как-нибудь мы справимся. Это хорошо, что я его встретил. Вдвоем всегда легче».

— Кажется, подходит ваш поезд, — сказала Гертруда. — Да, это, наверное, тот поезд…

На перроне вдруг начался переполох. Женщины со слезами бросались в объятия мужчин, дети хныкали, испуганные внезапной переменой в спокойной до сих пор толпе. Во все нарастающем шуме возбужденных голосов уже ничего нельзя было понять, и люди совершенно перестали стесняться друг друга. Криками они выражали теперь озабоченность и испуг перед расставанием. Поезд с грохотом подошел к перрону. В эту самую минуту из мегафона раздался громогласный голос диктора, передающего сообщение, которое, однако, никто не слушал.

Хольт сначала попрощался с детьми, потом с плачущей и взволнованной женой Раубенштока и лишь потом с Гертрудой.

— До скорой встречи, моя дорогая…

— Прощай, Вильям…

— Почему «прощай»? — спросил он с вымученной улыбкой. — Скажи лучше «до свидания». Ведь это долго не протянется…

— Ты прав, Вильям, — неуверенно согласилась она. — Ну, значит, до скорого свидания…

— Я напишу тебе.

— Буду ждать письма…

Он торопливо поцеловал ее и стал протискиваться за Раубенштоком в вагон. Едва они успели сесть, как поезд тронулся с хриплым и пронзительным гудком локомотива. Хольту в эту минуту показалось, что он находится на борту тонущего судна, но такое чувство было не только у него — во всем вагоне вдруг воцарилась напряженная тишина. Они с Раубенштоком стояли у окна и, в нарушение правил, высунувшись из него, размахивали на прощание своими шляпами, которые вскоре заменят зеленые пилотки, а потом стальные каски.