Миньон Эберхарт - Белый какаду

Посвящается Нелли Ричмонд Эберхарт и Чарльзу Вейкфилду Кадману – с благодарностью за чудесные песни, и особенно за одну, ставшую моей собственной.

Пока я писал, попугай Пусси, которому было суждено сыграть важную роль в этой истории, приблизился ко мне и подозрительно поглядел на меня своим черным круглым глазом.

Я заполнил анкету, необходимую для каждого гостя, прибывшего в отель. Дата прибытия: 29 ноября 19... Фамилия: Сандин. Имя: Джим.

– Что касается пункта "Постоянное место жительства", то я заколебался, так как у меня нет постоянного адреса. Нью-Йорк, Чикаго. Денвер – одинаково могли претендовать на него. Но, чувствуя на себе подозрительные взгляды попугая, с одной стороны, и хозяина отеля – с другой, я написал: "Нью-Йорк, занятие – инженер. Прибыл из Берлина".

У попугая, казалось, был удовлетворенный вид, когда я вручил хозяину заполненный формуляр и вписал свое имя в книгу отеля. Страница, на которой я писал, была совершен" чистой, если не считать большой чернильной кляксы. Эта чистота служила доказательством того, что в ноябре в гостинице было очень мало гостей.

Стараясь не спускать глаз с попугая, хозяин посмотрел на мою подпись. Он был черноволосым толстяком низкого роста. На руке у него было четыре кольца с камнями разных цветов, и один из них – с бриллиантом необычного вида. С первого взгляда было трудно определить его национальность. Человек этот мог быть немцем, но с таким же успехом он мог оказаться и итальянцем. Его манера двигаться казалась типично французской, однако на лице имелись следы и еврейского происхождения: полные красные губы; черные, близко посаженные глаза и толстый загнутый нос. Поэтому я удивился, когда он поглядел на меня с улыбкой и, потирая свои толстые короткие пальцы, заявил:

– Я тоже американец.

Он протянул мне свою скользкую, потную руку и продолжал говорить о том, как он счастлив со мной познакомиться, прибавив, что сюда, чтобы посетить Историческую палату и Римские развалины, приезжает много туристов из Америки.

– Я из Чикаго, – продолжал он. – Меня зовут Ловсхайм, Марк Ловсхайм. У меня есть брат в Нью-Йорке, он занимается контрабандой алкогольных напитков. Дела у него идут отлично.

Невольно я задал себе вопрос: зачем этому американскому гражданину жить здесь, во французском городке, в роли владельца отеля? Здешние доходы должны быть ничтожными по сравнению с теми, что он мог бы получать, работая в Чикаго вместе со своим братом – контрабандистом.

Человек, очевидно, прочитал мой мысли и прежде, чем я успел прийти в себя от удивления, сказал:

– Вас удивляет то, что я здесь делаю, и вы задали себе вопрос: какого дьявола нужно этому американцу в отеле, который зимой почти пуст, в то время как он мог бы заработать хорошие деньги в Чикаго?

Он пожал плечами, погладил своего попугая рукой, унизанной кольцами, и продолжал:

– Такова жизнь, дорогой мой сэр. Это место мне предложили, и я был счастлив, что смог его получить.

Мне не хотелось пускаться с ним в дальнейшие разговоры, тем более что я был утомлен, голоден и озяб.

Я спросил его, могу ли я получить комнату с ванной. К моему удивлению, он ответил утвердительно. Несмотря на это, я ощутил странное желание как можно скорее уйти прочь из этого старого, мрачного и неприятного отеля; я успел даже взять в руки свой чемодан. Хозяин отнесся совершенно равнодушно к моему намерению уйти. И в то же время, когда я колебался, не зная, что делать, совершенно незначительное обстоятельство заставило меня изменить решение и остаться: до меня донесся вкусный запах печенья...

Хозяин объяснил, что моя комната находится в северной части здания, которая зимой из-за ветра бывает почти пустая. Затем он вышел в стеклянную дверь, ведущую во внутренний двор отеля. Середина двора была вымощена камнем, вдоль стен и ограды вились виноградные лозы и росли разные кустарники. С трех сторон двор был закрыт отелем, а с четвертой – серая ограда с большими воротами для автомобилей. Северное крыло находилось напротив меня, оно выглядело холодным и почему-то таинственным.

Наконец, появился слуга с моими чемоданами. Мы прошли через холл, в котором не было ковра и находились лишь несколько плетеных кресел и анемичные пальмы. Лифт был невероятно мал, а сам отель – гораздо больше, чем я предполагал. Как оказалось, я не приметил и очень странной архитектуры этого здания.