Миньон Эберхарт - Белый какаду

Главный холл поднимался на высоту всего здания, и свет в него проникал через стеклянную крышу. Каждый этаж имел своеобразную галерею. Мы шли по скудно освещенным коридорам, удаляясь от главной части отеля, затем сошли вниз по пяти-шести ступенькам и после странных поворотов оказались, наконец, в северном крыле. Коридор резко сворачивал в сторону. Пришлось открыть еще одну дверь, затем пройти еще коридор, в котором было зверски холодно. С одной стороны этого коридора находились две комнаты, с другой – несколько окон, выходящих во двор.

В одной из этих комнат мне предстояло жить. В северном крыле царила полнейшая тишина. Слышались лишь наши шаги. Моя комната, по-старомодному роскошная, была большой и холодной.

Как только приготовили ванну, я выкупался и полчаса спустя отправился ужинать. Выйдя из своей комнаты, я на минутку остановился и через окно коридора увидел на противоположной стороне двора свет в холле.

В конце коридора были застекленные двери. Подстрекаемый любопытством, я отворил их и очутился на веранде. Узкие ступени выходили прямо во двор. Вся веранда заросла виноградными лозами, и, почувствовав потребность в свежем воздухе, я покинул затхлое помещение.

Сойдя по ступенькам во двор, несмотря на сильный ветер, я услышал голоса. Мне показалось, что Ловсхайм на грубом английском языке делает замечания своему слуге, так как за конторкой его не было видно. Он утверждал, что он не станет платить, "если это случится". Другой голос уверял, что "этого не случится".

– Вы уверены в этом? – спросил голос, казалось принадлежавший Ловсхайму.

– Уверен, совершенно уверен, так как я знаю это место.

– Только смотрите, никаких глупостей! Я этого больше не потерплю!

– Нет, будьте уверены.

– Тогда все в порядке, предоставляю вам свободу действий.

Ловсхайм замолчал, затем вдруг произнес одно слово по-испански: "Мапапа". Оно напомнило мне сделки с мексиканцами. Тот, другой, ответил тем же словом "Мапапа", и Ловсхайм вышел из-за кустов, пересек двор и вошел в полосу света, льющуюся из холла. Было видно, как он сел за свой письменный стол и стал гладить своего попугая. Другой человек таинственно исчез. Сильный ветер колыхал кусты и лозы, мне стало холодно, и я пошел ужинать.

Проще всего мне было пересечь двор и войти в холл, но я боялся, что Ловсхайм остановит меня и завяжет разговор. Но если бы я так поступил, события могли бы принять совершенно иной оборот.

Когда я вернулся в свой коридор, прошел его, то вскоре заблудился и вынужден был обратиться за помощью к горничной. Я попросил ее указать дорогу. Она не говорила по-английски, но довела меня до лифта. Холл был пуст, а в баре не горел свет. В ресторане я заметил того слугу, который принес мои вещи в номер, теперь он исполнял обязанности официанта. Он показал мне мой стол и подал меню. Кроме меня в зале сидело всего три человека...

Наискось от меня сидела женщина, походившая на лошадь. На ней было платье из блестящего шелка и много фальшивых драгоценностей. Поскольку она читала "Дейли Мейл", я принял ее за англичанку, но позже узнал, что ее имя миссис Бинг и она американка.

По сей день я не могу понять, зачем она приехала в этот уголок Франции, зачем задержалась в городке А... Она до конца осталась для меня загадочной фигурой.

В другом конце зала сидел священник. Он был молод и имел рыжую бороду. Его коротко подстриженные волосы каштанового цвета резко отличались от редкой и длинной бороды. Это придавало ему какой-то неприятный вид.

Пока официант обслуживал миссис Фелицию Бинг, продолжавшую читать свою "Дейли Мейл", я обратил свой взгляд на третью особу, находившуюся в ресторане.

Сначала я взглянул на нее без особого интереса, но, заметив дивную линию ее спины, стал рассматривать внимательнее. Мне казалось странным, что она была одета в нарядное платье в таком холодном, полном сквозняков помещении. На ней также была короткая накидка из бархата, подчеркивавшая белизну ее рук, прекрасную линию шеи обрамляли каштановые волосы с золотистым отливом. Ногти холеных рук были покрыты лаком кораллового цвета.

Разглядев ее внимательно, я пришел к заключению, что она американка. Проведя долгое время в качестве инженера в далеких странах Востока, я давно не имел возможности видеть красивую, стройную женщину, которая – не редкость в Америке. Дело не в том, что я питаю особое пристрастие к женскому полу, но я провел последние два года в России, где широченные плечи, топорные лодыжки и заскорузлые ладони – не редкое явление у женщин. Теперь же я любовался этой девушкой.