Стефан Дичев - Современная болгарская повесть

«К чертям этого Роземиша! Куда бы пойти, вот вопрос!»

Но куда, кроме как в казино? Или, может быть, на улочку Святого Антония — тесную, крутую, с кабаками и публичными домами, которая спускалась к морю, как канал?

«Там непременно мне встретятся матросы, а впрочем, что с того?»

В нише углового дома, которым начиналась улочка, виднелась деревянная статуя святого с поднятыми для благословения перстами. Под ней, расставив ноги, с руками на автоматах торчали с безразличным видом патрули, сунутые и сюда на всякий случай… Проходили штатские, солдаты, прибывшие в отпуск, уличные торговцы с подвешенными на ремнях у груди корзинами тыквенных семечек и арахиса… Двери кабаков то распахивались, то захлопывались, и свет резал мрак, как лучи маяка…

Слышались крики, песни…

Из какой-то двери вытолкнули пьяного солдата, за ним выскочила растрепанная проститутка в комбинации и истерически пообещала, что выцарапает ему глаза, если он еще раз переступит этот порог. Пьяный едва не разбил голову о стену, покачнулся и вдруг бросился бежать вниз, размахивая руками, словно отбиваясь от ос.

Четверо, схватившись под руки, запрудили улицу так, что Сираков посторонился, уступая им дорогу. Пожилая женщина около подъезда дергала за рукав скучающего франта в черной бабочке, украшавшей залатанную его рубашку.

— И не принес ничего? — сипло кричала она. — Ни сигареты? Хоть одну сигарету? У-у, мерзавец!

Она повернулась и неожиданно схватила за руку Сиракова.

— Пойдем, пойдем, мой мальчик, — тащила она его к входу. — Сюда, мой молодой господин…

Сираков вырвался из ее цепкой костлявой руки.

— Жадный дурак! — закричала она ему вслед. — Бежишь от своей удачи! Пожалеешь ты, а не я!

«И это повторялось здесь каждый вечер, покуда мы плавали, озверевшие от ужаса. Разумеется, каждый вечер! Каждый вечер!»

Он остановился — высокий, с приподнятыми плечами, руки в карманах, — словно хотел убедиться еще раз со стороны в этой жалкой дикости, этом хаосе берега, о котором мечтал и где не мог найти себе места… Он ненавидел этот алчный и откровенный муравейник, в который со всех сторон валила толпа, чтобы получить здесь, словно насилу дождавшись наступления ночи, свои сомнительные удовольствия. Но вместо чувства превосходства надо всем этим Сираков ощущал прежнюю неприкаянность и досадовал на самого себя.

Кто-то прошлепал губами в темноте:

— Хлеба, дружок! За половину пайки достану тебе красивейшую девушку Салоник!

Оборванец положил руку ему на плечо.

— Убери руку! — процедил Сираков. — Нет хлеба.

— А что есть? — сейчас же вступил в переговоры оборванец, убрав руку.

— Ничего.

— А зачем тогда толчешься здесь?

Сираков пошел по боковой улице и увидел небо, усеянное звездами. Зажег сигарету, затянулся, чтоб прийти в себя. И в тот же миг кто-то, словно шедший за ним по пятам, приказал:

— Погасите сигарету!

«Пятый раз за вечер», — вспомнил Сираков и затоптал сигарету.

— Ладно. Погасил. Ну?

— Строго запрещено военной комендатурой!

Итак, он вошел в казино, и здесь показав свой пропуск.

Огромный зал был ярко освещен; было душно (окна заклеены черной бумагой). Оркестр в глубине играл марш, в центре зала, лихо раскачиваясь, танцевали пары. У оркестра, с бокалами в руках, молодые офицеры старательно, как абитуриенты, пели. На них смотрели, обернувшись, все сидевшие за столами. Кто-то крикнул: «Хайль!» Песню заглушил гром аплодисментов. Один из тех, что пели, встал перед оркестром, будто собравшись произнести речь, но только поклонился, и этому тоже кто-то зааплодировал.

Танцующие пары расходились по местам, и Сираков прислонился к колонне, уступая им дорогу.

Мимо столов прошла женщина с голыми плечами, лениво покачивая бедрами. Немного погодя она вернулась, раздавая кивки и улыбки. Сираков узнал эту женщину, и его обдало горячей волной.

— Христина! — воскликнул он.

С выражением приятного изумления женщина направилась к нему.

— Господи, а тебе-то что здесь надо? — тихо сказала она, протягивая ему обе руки, уверенная, что он возьмет и поцелует их. — Какая фантастическая встреча — мы целую вечность не виделись!

Он прижал к губам ее пальцы, задержав их.

— Я должна идти, — сказала она наконец, со смехом отнимая руки. — Откуда? Ты какой-то странный — нельзя сказать, чтоб у тебя был светский вид, вот уж нет!

Коротко рассказал он ей о своем последнем плавании и словно с этого момента отделался наконец от груза прошлого, которое давило на него.