Стефан Дичев - Современная болгарская повесть

— Ясно-о! — Жельо положил шпатель на доски.

Сираков оставил дверь приоткрытой и слышал, как плотник, наверно для того, чтобы не делать лишних шагов на солнце, окликнул Паско-кочегара:

— Пасе, хватит баклуши бить, найди Теохари, салага! Начальство его ищет, чтоб явился немедленно!

Теохари поднялся наверх и, проходя мимо Жельо, нахмурился: ему было неприятно идти сейчас к капитану — могли подумать, что он наушничает.

Он вошел, прикрыл за собой дверь. Сираков стоял спиной к нему и смотрел через иллюминатор на переднюю палубу.

— Вызывали меня, — наконец напомнил о себе Теохари.

Сираков резко обернулся.

— Теохари… вы пили прошлой ночью, — с неодобрением начал Сираков. Сейчас он искренне хотел установить близкие отношения с этим человеком и даже поверил на мгновенье, что такая близость возможна — «Они тоже люди, что мешает нам глубже понять друг друга?». — Догадываюсь, откуда вы взяли вино, но не знаю, отдаете ли вы себе отчет в том, чем все это кончится?

— Первый помощник доложил? — зло спросил боцман, остро, исподлобья взглянув на Сиракова.

Сираков не ожидал такого контрвопроса и рассердился.

— Важен не источник информации, а факт! — четко произнес он и тут же подумал: «Нет, не надо было говорить „информация“, он не понимает этого слова, оно не поможет нам найти общий язык». — Вы пили. Пили или нет?

Теохари почти насмешливо смотрел прямо в глаза Сиракова.

— Вы пили, — продолжал Сираков. — Рано или поздно Роземиш поймет это. И никакое заступничество не поможет!

До сих пор Роземиш был всегда «господин суперкарго». Кроме того, когда речь зашла о заступничестве, Сираков дал понять, что только он имеет на корабле такую возможность. Но в этом намеке на покровительство Сираков как бы отделял Теохари от тех, с которыми тот пил, противопоставлял им его. А боцман предпочитал быть с ними, не с капитаном.

— Пили, господин комендант! — раздраженно произнес он. (Как моряк, служивший некогда на французском корабле, он так обращался к капитану.) — Пили! Но что вам рассказывать! И потом… первый помощник… Почему он суется туда, куда его не просят? Когда это мы терпели таких людей на палубе? Зачем вас-то мешать в эту склоку!

В последних словах Теохари Сираков уловил что-то похожее на снисходительность. Теохари в свою очередь противопоставлял его Люлюшеву, и это заставило Сиракова обратить внимание не столько на упрек в адрес своего помощника, сколько на протест против установленного в последнее время порядка на корабле. Никто не имел права протестовать против этого порядка без самых серьезных последствий. Что за дерзость?

— Первый помощник делает то, к чему обязывает его долг! — сказал он строго, и прищуренные его глаза блеснули, как острие. — Он ходит, где считает нужным, будет и впредь ходить, потому что должен знать все, что делается на корабле! Всегда так было, так есть и так будет! Не родился еще человек, который изменит этот порядок!

— Подслушивает, — как бы про себя пробормотал Теохари. — Вынюхивает… Разве это дело?

— Не хочу слышать такое о первом помощнике капитана! — Сейчас Сираков особенно ясно сознавал, что Люлюшев при всей его чиновничьей ограниченности ближе ему, чем боцман. — Кто вам позволил? Или вы считаете, что устав уже не в силе? Нет законов?. Цедите вино… Воровство! Воровство в военное время! И что же? Командование корабля призываете стать вашим соучастником, закрыть глаза на происходящее?!

Руки его задрожали, он опять резко повернулся к иллюминатору, но и по спине было видно, что он очень взволнован.

— И швабы… и они цедят, — мрачно заметил Теохари.

— Каждый отвечает за себя! За себя!

— Самое большее — по кусочку свинца в живот… последний паек…

— Хм! А еще старый моряк!.. Хороший пример подаешь, не ожидал я этого от тебя!

— Пришла бы смена, — вдруг взорвался Теохари, прижав кулаки к груди, — все бы по-другому было! Для всех нас было бы по-другому!

И Сираков опять уловил упрек, что он не делает ничего, чтобы прибыл новый экипаж.

— Довольно о смене! — прикрикнул он, все еще не оборачиваясь. — Смены не формируются здесь, на корабле. Сам знаешь! Что болтать!

Лицо Теохари обострилось, осветилось недоброй, угрожающей улыбкой.

— Понимаю, — пробормотал он. — Можно идти?

И направился к выходу, не ожидая ответа.

На пороге его догнала фраза Сиракова:

— Имей в виду, сегодня будут сгружать бочки!

«Тип!» — подумал Теохари и со злостью закрыл дверь.