Старик Барнс мучился отсутствием своих паровозов, а молодой Билли — остатком денег, которых с каждым днем становилось все меньше и меньше. Джима мало интересовала экономика, впрочем, как и его эпигонов — все они как один призывали народ к равенству, братству, отказу от каких-либо общественных институтов, как минимум государственности, и грезили идеей перебросить эти идеи через пока еще существующие границы в соседние страны, чтобы и границы, и страны исчезли, и наступило всеобщее благо. Елен все что делала, это просила, точнее, требовала постоянно денег на расходы революции, хотя я удивлялся, зачем революции столько вечерних платьев и туфель на шпильках? Кормить людей на центральной площади мне тоже приходилось из своего кармана, ко мне каждое утро заходили из самоорганизовавшегося комитета по кормежке митингующих за очередной порцией денег на еду. Каждый раз я порывался спросить их, против чего они все митингуют, если революция уже победила? Идите тогда и работайте, а то вы уже третий месяц разойтись никак не можете.
Вскоре из бывших государственных и не только учреждений начал подтягиваться народ с вопросом: «А что дальше-то делать?» — Школы, институты, заводы с пароходами — все стояло и даже уже не мычало. Народ попривык к этой бесконечной говорильне, но есть уже давно нечего, а купить не за что, да и не у кого. Всех этих паникеров во время какой-нибудь приличной революции давно бы уже расстреляли за отклонение от выбранного раз и навсегда курса, но так как наше восстание продолжало оставаться бескровным, то их всех отфутболивали ко мне и у меня с девяти до шести работал офис по приему жалоб на жизнь и выдачи в обмен на них наличных денег. Но долго так продолжаться не могло. Когда на утоление нужд населения начал уходить примерно один чемодан в день, а очередь ко мне начали занимать с ночи, записывая на руке номера и каждый час устраивая переклички, я не выдержал и постучал Джиму в дверь, и когда меня через час впустили, попытался достучаться до его здравого смысла.
— Джимми, братишка, — сказал я, думая, как начать разговор, так чтобы не нарушить циркуляцию гормонов счастья в его щепетильном организме, от которых он весь так и светился. — По-моему, вы тут все херней занимаетесь! — думаю, что таким началом я никого не обидел, но зато очень четко высказал свою позицию и очертил круг тем будущего разговора.
Хорошо, что перед моим выступлением все его приближенные вышли из залы, ну а Елен тогда вообще не было дома, она где-то на побережье утоляла нужды революции в морском загаре, иначе кто-то из них пренепременнейше вцепился бы мне в горло после таких слов. Но мне выдался удачный момент, чтобы добиться максимального результата без человеческих жертв с моей стороны.
— Что ты имеешь в виду? — очки Джима спрыгнули с его носа и недоуменно уставились на меня с тумбочки, опершись для солидности на телефонный справочник.
— Как по мне, ты поспешил, — ответил я им обоим.
— С чем? — в упор не мог понять, о чем я, Джим.
— С тем, чтобы все разрушить! Ты начал с их души, а надо было сначала порядок в стране навести, накормить всех, а потом уже им проповеди читать…
— Ты не понимаешь, Билли, — начал было Джим, но я не стал давать ему возможности включить свой режим святоши и рассказал ему анекдот про художника-абстракциониста, которого назначили руководить птицефермой. Назначили, значит, его, первую неделю все хорошо, а потом приходят к нему подчиненные и говорят: у нас проблема-де — куры дохнуть начали. Он подумал, почесал свою бороденку и говорит: «А нарисуйте-ка на каждом курятнике по большому красному кругу». Ну, подчиненные пожали плечами, пошли исполнять. Еще через неделю приходят: «Снова дохнут, начальник!» «Ну, тогда вы в красный круг впишите зеленый квадрат». Тем делать нечего — пошли, вписали. Снова неделя проходит: «Опять дохнут, уже совсем немного осталось!» Художник снова подумал, потом говорит: «А сейчас в середине квадрата нарисуйте небольшой желтый треугольник». Работники пошли, нарисовали, через неделю приходят, все, говорят, конец — подохли все куры. «Жаль, — отвечает художник. — А у меня еще столько идей было…»
Джим задумался, а я добавил:
— Но ведь там не куры, Джимми, и они очень скоро начнут тоже дохнуть, — я махнул рукою ближайшему окну, которое, в знак солидарности со мной, одобрительно заскрипело форточкой. — Мне не жалко денег, тем более для тебя, братишка, но деньги скоро кончатся. А есть все равно будет нечего. Одной духовной пищей сыт не будешь…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу