Олег Курылев - Шестая книга судьбы

— Ладно! Коротко, что произошло? Кто доложит? — сложив мясистые ладошки на животе, начал совещание Септимус. Он сидел вместе с остальными за большим круглым столом своего кабинета, но в отличие от других не на вращающемся стуле с колесиками, а в огромном мягком кресле, в котором только и могла поместиться его необъятная фигура.

— Я попробую, — откашлялся молодой сотрудник по имени Карел.

Стол, крышка которого представляла собой сплошную плазменную панель, тускло помигивал информационными окнами, таблицами и графиками. Карел, инженер по перемещениям материальных объектов во времени, пробежал пальцами по сенсорам, вызвав нужные данные, и, кхекнув еще пару раз, начал.

— В результате сбоя программы, господин президент, утеряно шесть объектов. Книги. Монография некоего Уильяма Шнайдера «История взлета и падения Третьего рейха». Фундаментальный труд, написанный американским историком вскоре после Второй мировой войны. Одно из первых изданий 1960 года, напечатанное тогда в Шести томах.

— Ну-ну, дальше, — нетерпеливо постучал карандашом президент академии. — Куда утеряно? Зачем утеряно?

— Эти книги были заявлены двадцать четвертым отделом, работающим по диктатурам двадцатого века. Их копии предполагалось хронопортировать к нам из 1962 года.

— Для чего? Что, не осталось оригинальных экземпляров?

— Да нет, их даже полным-полно. И бумажных, и электронных. Насколько я знаю, историков заинтересовала не сама книга, а пометки на полях одного из томов, сделанные не то очевидцем описываемых событий, не то кем-то там еще. Они якобы кардинально что-то меняют в исторической традиции.

— Ладно, с историками разберемся. Что еще?

Карел ослабил узел галстука и после глубокого вздоха (или выдоха) почти шепотом произнес:

— Объект попал в прошлое.

— Что? Говорите громче.

— Объект, вернее его копия, оказался в той же самой точке пространства, но хронопортировался на девятнадцать лет в прошлое, — громко, на этот раз почти отчеканил Карел.

— Это я уже понял. Точнее. Время!

— Второе февраля 1943 года, восемнадцать часов сорок четыре минуты пополудни по местному времени.

— По местному, это по какому? — язвительно спросил Септимус.

— По мюнхенскому. Оно же берлинское. Объект попал, вернее, остался там же в Мюнхене, провалившись в февраль сорок третьего.

Наступило тягостное молчание. Все уткнулись в помигивающие панели перед собой. Только Карел сидел прямо и смотрел на президента академии. Ему уже нечего было терять.

— Та-а-ак, — протянул Септимус. — Попали, что называется, в самое яблочко. Не кулинарную книгу, не сказки братьев Гримм или, скажем, липовый отчет вашего отдела за прошлый год, а именно этого Шнайдера. Да еще не куда-нибудь, а в Мюнхен в середину войны! Это что, нарочно?

Септимус, кряхтя, стал выбираться из кресла. Эта операция заняла секунд тридцать, в течение которых тишину нарушало только его кряхтение да нервное покашливание кого-то из присутствующих. Как всегда, на президенте был старомодный костюм неизменного черного цвета, белая рубашка и тоненький галстук, узел которого никто никогда не видел. Этот узел, как и ворот рубашки, всегда был скрыт нижним ярусом тройного подбородка. «Интересно, — думал Карел, — как он надевает галстук? Ему определенно должен кто-нибудь помогать».

Септимус подошел к огромной настенной панели с изображением заката в горах и вывел на нее карту мира. Отыскав Европу, президент развернул ее на всю стену, после чего так же увеличил карту Германии.

Он стал разглядывать ее, проводя мясистыми пальцами по Саксонии, постепенно смещаясь к западу в сторону Берлина.

— Это там, в самом низу, — подсказал кто-то из-за стола.

Септимус отмахнулся от подсказчика, однако изображение медленно поползло вверх. Когда юг Баварии поднялся на уровень его головы, он увидел мигающую надпись «Мюнхен»: кто-то из сотрудников уже набрал ее на своем пульте, чтобы высветить.

— Ага, — хмыкнул Септимус и ткнул пальцем в точку возле надписи.

На панели плавно появилось новое изображение — план большого города с круглым, ярко выраженным историческим центром.