Ирвин Шоу - Богач, бедняк

Она заставила его купить себе новый костюм, и теперь Томас мог без всякого стеснения предстать перед любым адвокатом или швейцаром фешенебельного отеля. Правда, сам он предпочитал пиджак горохового цвета, доставшийся ему от умершего здоровяка-норвежца, который все еще был в приличном виде, и ему не хотелось зря сорить деньгами.

До них в порту приземлился самолет, на котором возвращались лыжники с какого-то курорта, и весь зал ожидания был заставлен их багажом и лыжами. Ярко одетые мужчины и женщины громко разговаривали, смеялись, многие из них были не совсем трезвы. Он разыскивал свой чемодан, стараясь подавить в себе антиамериканские чувства.

Он взял такси, хотя это, конечно, было дорогое удовольствие. Но в противном случае ему пришлось бы долго ждать автобуса, потом толкаться всю дорогу в нем от аэропорта до Нью-Йорка, потом таскать чемодан по улице в поисках такси.

— Отель «Парамаунт», — сказал он водителю и, устало откинувшись на спинку заднего сиденья, закрыл глаза.

Оформив документы, он поднялся в свой маленький темный номер и сразу позвонил врачу. Он мог бы поехать к нему на прием немедленно, но медсестра сказала, что доктор будет только завтра, после одиннадцати. Что делать? Раздевшись, он лег в кровать. Было только шесть часов по нью-йоркскому времени, но в Ницце, из которой он прилетел сейчас, одиннадцать. Все тело ныло, он чувствовал себя усталым, как будто провел без сна двое суток.

— У вас частичное отслоение сетчатки, — сказал ему врач. Он долго и тщательно обследовал его глаза, и эта процедура оказалась довольно болезненной. — Боюсь, придется показать вас хирургу.

Томас кивнул. Ну вот, грозит еще одна травма.

— Сколько будет стоить операция? — спросил он. — Видите ли, я — работяга и не могу платить по расценкам, принятым на Парк-авеню.

— Я вас понимаю, — ответил доктор. — Я постараюсь объяснить доктору Халлиуэлу. Ваш телефон есть у медсестры?

— Да, есть.

— Она позвонит, скажет, когда нужно будет явиться в больницу. Я передам вас в хорошие руки. — Он улыбнулся, стараясь вселить в Томаса уверенность. У него были большие, ясные глаза, никаких швов, никаких повреждений сетчатки.

Через три недели Томас выписался. Лицо у него было изможденное, бледное, врачи предупредили его, что он длительное время должен избегать резких движений, сильного напряжения. Том за эти три недели потерял фунтов пятнадцать, и теперь воротничок рубашки свободно ерзал по шее, а костюм висел на нем, как на вешалке.

Но зато предметы вокруг утратили свое двойное изображение, и при повороте голова больше не кружилась.

За все пришлось выложить более двенадцати сотен баксов, но операция стоила того.

Он снова поселился в отеле «Парамаунт» и позвонил Рудольфу.

Тот сам подошел к телефону.

— Руди, — спросил Томас, — ну как поживаешь?

— Кто это?

— Это я, Том.

— Том! Где ты?

— Здесь, в Нью-Йорке. В отеле «Парамаунт». Может, встретимся?

— Конечно. — Чувствовалось, что Рудольф на самом деле рад его звонку. — Приезжай ко мне немедленно.

Перед входом в подъезд дома Рудольфа его остановил швейцар, плевать ему было, новый на нем костюм или старый. Когда он назвал свое имя, швейцар нажал кнопку домофона.

— Мистер Джордах, к вам пришел мистер Джордах.

Томас слышал, как брат сказал:

— Прошу вас, пусть поднимается.

По мраморному полу вестибюля он прошел к лифту.

Несмотря на надежную защиту, его все же достали, подумал Том о брате с сожалением.

Дверь лифта открылась. Перед ним в коридоре стоял Рудольф.

— Боже, неужели это ты, Том? — воскликнул он, пожимая ему руку. — Как я обрадовался, услышав твой голос.

Сделав шаг назад, он критически осмотрел Тома с головы до ног.

— Что с тобой? — спросил он. — У тебя такой вид, словно ты долго болел.

Томас хотел было ответить, что он сам выглядит нисколько не лучше, но сдержался.

— Все расскажу, — сказал Том, — если дашь что-нибудь выпить.

Врач предупредил также, чтобы он не очень налегал на спиртное.

Рудольф проводил его в гостиную, где все было точно так, как в прошлый раз, — так же удобно, так же просторно, — место, предназначенное для приятных семейных событий, а не для бед и неудач.

— Виски? — спросил его Рудольф.

Томас кивнул. Руди налил один стаканчик для него, второй — для себя. Он был в костюме, рубашке с галстуком, как будто находился в своем офисе. Томас наблюдал, как он вынимал бутылки из бара, как маленьким серебряным молоточком колол в ведерке лед. С тех пор как Томас видел его в последний раз, брат явно постарел, вокруг глаз и на лбу залегли глубокие морщины. Да и движения стали какие-то другие — неуверенные, замедленные. Он долго не мог найти открывалку для бутылки с содовой. Потом колебался, не зная, сколько долить содовой в каждый стакан.