Джон Грин - Уилл Грейсон, Уилл Грейсон

гидеон: о боги, я, кажется, придумал!

я: ты правда сейчас это сказал?

гидеон: признайся, тебе понравилось.

я: как ни странно, да.

гидеон: у меня, кажется, идея.

и он рассказывает. невероятно, рядом со мной сидит просто больной на всю голову гений.

не менее невероятно и то, что я собираюсь воплотить его замысел.

Перед премьерой мы с Джейн несколько часов потратили на то, чтобы составить безупречный вступительный микс, в котором – как и просил Тайни – под нечетными номерами идет поп-панк, а под четными – песни из мюзиклов. Там есть и «Annus Miribalis», и мы даже включили самую панковскую вещь из решительно непанковского «Ньютрал Милк Хоутел». А что до песен из мюзиклов – мы взяли девять различных перепевок «Где-то над радугой», включая версию в стиле регги.

После того как мы все согласовали и скачали, Джейн уходит домой переодеваться. Мне не терпится попасть в актовый зал, но все же я решаю, что будет некрасиво по отношению к другу заявиться в джинсах и футболке с Уилли Уайлдкитом в самый важный в его жизни день. Поэтому поверх этой самой футболки я надеваю папин пиджак, поправляю прическу, и вот я готов.

Я дожидаюсь, когда домой приедет мама, забираю у нее ключи даже раньше, чем она до конца откроет дверь, и еду в школу.

Я вхожу в практически пустой зал – до начала спектакля еще больше часа, – и меня встречает Гэри: осветленные, постриженные и взъерошенные волосы, как у меня. Помимо этого, на нем моя одежда, которую я отдал ему вчера: штаны «Хакис», моя любимая клетчатая рубашка с короткими рукавами и на пуговицах и черные кеды. Вообще это будет полный сюр, вот только все смех какое мятое.

– Тайни, что, утюг не мог найти? – спрашиваю я.

– Грейсон, – отвечает Гэри, – ты на свои штаны посмотри.

Смотрю. Ха. А я даже и не знал, что джинсы могут помяться.

– Я всегда считал, что это часть образа, – продолжает он, приобнимая меня за плечи.

– Теперь да, – отвечаю я. – Ну, как? Нервничаешь?

– Есть немного, но не как Тайни. Ты, кстати, не мог бы пойти за кулисы и, кхм, может, чем-то помочь. Это, – он показывает на свой прикид, – было для генеральной репетиции. Пойду в мой «Уайт Сокс» переоденусь.

– Хорошо и хорошо, – киваю я. – А где он?

– В сортире за кулисами, – отвечает Гэри.

Я отдаю ему диск и потихоньку бегу между рядами, а потом змеей просачиваюсь за тяжелые красные портьеры. Там скопище актеров и помощников на разных стадиях подготовки, они накладывают друг другу макияж. На всех парнях из труппы форма «Уайт Сокс», включая бутсы и гольфы, в которые заправлены штанины. Я здороваюсь с Итэном, поскольку как следует знаю только его, и собираюсь искать туалет, но тут замечаю декорацию. Это весьма реалистичный дагаут, я удивлен.

– Что, все действие будет тут разворачиваться? – обращаюсь я к Итэну.

– Нет, конечно, – отвечает он. – Для каждого акта свои декорации.

Издалека доносится ужасающий громовой рев, а следом – повторяющийся плеск. Моя первая мысль: «Тайни решил использовать в пьесе слона, и его только что вырвало», – но потом я понимаю, что этот слон – сам Тайни.

Вопреки голосу рассудка я иду на звук, и он вскоре повторяется. Под дверью кабинки видны ноги.

– Тайни, – говорю я.

– БУУУУУУУЭЭЭЭЭЭЭЭЭ, – отвечает он, после чего шумно вдыхает, прежде чем его снова рвет.

Запах жутчайший, но я все же делаю шаг вперед и приоткрываю дверь. Тайни, на котором самая большая на свете униформа «Уайт Сокс», сидит в обнимку с унитазом.

– Заболел или нервничаешь? – интересуюсь я.

– БЛААААААААААААА.

Нельзя не удивиться объему того, что извергается из распахнутого рта Тайни. Я замечаю кусочки листьев салата и немедленно в этом раскаиваюсь, потому что в голове появляются вопросы: такос? сэндвич с индейкой? И начинаю ощущать, что могу присоседиться к Тайни.

– Так, дружище, давай бери себя в руки, все будет хорошо.

Тут в туалет врывается Ник.

– Ну и вонища, – стонет он. И добавляет: – Купер, ты там прическу не испорти! Высунь башку из унитаза. Мы же несколько часов над ней работали!

Тайни плюется, откашливается, а потом хрипит:

– Горло. Ужасно дерет. – И мы с Ником одновременно понимаем: потерян главный голос спектакля.

Я беру Тайни подмышку с одной стороны, Ник – с другой, и мы вытаскиваем его из сортира. Я спускаю воду, стараясь не смотреть на этот невообразимый ужас.

– Ты что ел-то?

– Буррито с курицей и буррито-стейк во Дворце буррито, – отвечает он. Голос такой странный, и Тайни, сам это понимая, пробует распеться. – Что на второй базе… черт, черт, черт, черт, черт, черт. Я испортил себе голос! Черт.