Джон Грин: Уилл Грейсон, Уилл Грейсон

JOHN GREEN, DAVID LEVITHAN

WILL GRAYSON, WILL GRAYSON

Печатается с разрешения издательства Dutton, member of Penguin Group (USA) Inc. и литературного агентства Andrew Nurnberg.

© Ю. Федорова, перевод на русский язык, 2016

Text copyright © 2010 by John Green, David Levithan

© ООО «Издательство АСТ», 2016

Когда я был маленьким, папа мне твердил: «Уилл, друзей можно выбирать и в носу можно ковырять – но нельзя ковырять в носу у друга». В восемь лет я считал это замечание довольно проницательным, но потом оказалось, что оно неверно сразу в нескольких отношениях. Начать с того, что про возможность выбора друзей папа загнул, – сам бы я Тайни Купера не выбрал [1].

Тайни Купер хоть и не самый гейский гей и не самый великанский великан на свете, но, мне кажется, он самый великанский гей и в то же время самый гейский великан. Мы с Купером лучшие друзья с пятого класса, только вот всё последнее полугодие мы не общались: он плотно занялся всесторонним исследованием своей гомосексуальности и был занят по горло, а я впервые в жизни вступил в Компанию друзей, реальных таких друзей, которые в итоге приняли решение «никогда с ним больше не разговаривать» за два моих небольших прегрешения:

1. Когда кто-то из членов школьного совета распереживался по поводу того, что в раздевалке присутствуют геи, я отправил в школьную газету письмо, в котором попытался отстоять право Тайни Купера быть одновременно великаном (и, следовательно, лучшим нападающим нашей отстойной футбольной команды) и геем. И подписал его по глупости.

2. Один пацан из этой самой Компании друзей, Клинт, принялся обсуждать мое письмо в столовке во время обеда и по ходу назвал меня жопохрюком, а я не знал, что это слово значит, поэтому спросил: «В смысле?» – а он снова сказал, что я жопохрюк, и тогда я послал его на три буквы, взял свой поднос и ушел.

Формально, наверное, я сам покинул Компанию, но, по ощущениям, меня выперли. Честно говоря, мне кажется, я никому из «друзей» даже и не нравился, но они у меня хотя бы были , а это тоже не пустяк. А теперь их не стало, и я лишился всяких социальных связей с ровесниками.

Ну, если, конечно, не считать Крошки Купера. А считать, полагаю, надо.

Ну так вот, через несколько недель после рождественских каникул в предпоследнем классе сижу я на своем обычном месте в кабинете математики, и тут, пританцовывая, входит Тайни, командная футболка заправлена в штаны-чиносы, хотя спортивный сезон давно уже закончился. Каждый раз ему каким-то чудом удается втиснуться за стоящую рядом парту, а я каждый раз поражаюсь, как у него это получается.

В общем, Тайни впрессовывается на свое место, я привычно удивляюсь, и тут он поворачивается ко мне и громко (потому что в душе ему хочется, чтобы и остальные услышали) шепчет:

– Я влюбился .

Я закатываю глаза, он ведь каждый битый час влюбляется в какого-нибудь нового несчастного. И все его избранники одинаковы на вид: тощие, лоснящиеся от пота, загорелые; последнее особенно мерзко, потому что в Чикаго в феврале настоящего загара не добиться, а парни, которые мажутся автозагаром – плевать мне, геи они или нет, – просто клоуны.

– Ты такой скептик, – заключает Тайни, махнув на меня рукой.

– Не скептик, – поправляю я, – а реалист.

– Да ты вообще робот.

Тайни считает, что я не способен испытывать эмоции, как все нормальные люди, потому что я не плакал с седьмого дня рождения после просмотра мультика «Все псы попадают в рай». Думаю, уже по названию следовало догадаться, что веселой концовки там не жди, но в свое оправдание могу сказать, что мне семь лет было.

Но с тех пор я не плакал. Просто не понимаю, какой в этом смысл . К тому же мне кажется, что почти всегда – ну, за исключением тех случаев, когда у тебя родственник умер или типа того, – этого можно избежать. Достаточно следовать двум очень простым правилам: 1. Ни из-за кого особо не парься. 2. Помалкивай. Все мои беды возникали тогда, когда я одно из них нарушал.

– Это настоящая любовь, я прямо чувствую , – продолжает Тайни.

Судя по всему, мы не заметили, как начался урок, так как мистер Эплбаум, который якобы преподает математику, а на самом деле учит меня лишь тому, что страдания и боль надо переносить стоически, вдруг спрашивает:

– Что ты там чувствуешь, Тайни?

– Любовь! – повторяет он. – Я чувствую любовь.

Все поворачиваются к нему, одни смеются, другие гудят неодобрительно, и поскольку я сижу рядом, а Купер – мой лучший и единственный друг, смех и презрение и мне достаются. Вот почему я не выбрал бы Тайни Купера себе в друзья. Он слишком много внимания к своей персоне привлекает. К тому же патологически не способен следовать ни одному из двух моих Правил. В общем, Тайни ходит, пританцовывая, ему до всех есть дело, и он рта просто не закрывает, а потом удивляется, когда жизнь поворачивается к нему жопой. Само собой, чисто из-за того, что мы с ним все время рядом, она и мне показывает зад.