Тони Моррисон - Боже, храни мое дитя

Ребенок. Новая жизнь. Он будет невосприимчив к злу или болезням, защищен от киднепинга и расизма, избавлен от побоев и насилия, от оскорблений и увечий, от ненависти к себе, от чувства одиночества и заброшенности. Он не совершит их ошибок. Он станет воплощением добродетели, и ему не будут свойственны вспышки гнева.

Так им обоим казалось.

Я предпочитаю это место – Уинстон Хаус – частным загородным лечебницам, таким дорогим и чересчур просторным. Наша маленькая больница вся такая домашняя, уютная; и потом, она гораздо дешевле, да и здешние сиделки двадцать четыре часа на посту, а доктор обязательно дважды в неделю каждого навещает. Мне всего шестьдесят три – пожалуй, маловато, чтобы травку на пастбище щипать, – да вот прицепилась ко мне какая-то гнусная ползучая болячка, от которой все кости ноют, так что теперь хороший уход мне, можно сказать, жизненно необходим. Только скучно здесь. Скука вообще оказалась гораздо хуже слабости или боли. А впрочем, здешние сестрички очень милы. Вот сегодня одна радостно чмокнула меня в щеку и от души поздравила, когда я сообщила ей, что скоро стану бабушкой. Она так мне улыбалась и так меня поздравляла, словно я вот-вот королевой стану.

Я показала ей записку на голубом листочке, которую мне Лула Энн прислала – ну, подписалась-то она «Брайд», но я на это никогда особого внимания не обращала. У меня даже голова слегка закружилась, когда я ее письмецо прочитала. «Догадайся, Свитнес, зачем я тебе пишу и отчего я так счастлива? С превеликой радостью сообщаю: у меня будет ребенок! Я прямо-таки невероятно взволнована и пребываю в полном восторге. Надеюсь, что и ты этому событию рада». Хотелось бы думать, что ее волнение все-таки связано с будущим ребенком, а не с его отцом, потому что об отце она вообще не упоминает. Интересно, он такой же черный, как она? Если да, то ей незачем беспокоиться; во всяком случае так, как беспокоилась я. Впрочем, со времен моей молодости все несколько переменилось. Такие иссиня-черные, как Лула Энн, теперь повсюду – и в телевизоре, и в модных журналах, и в коммерческих; даже в кино некоторые звезды темнокожие.

На конверте обратного адреса не было, и я догадалась, что Лула Энн по-прежнему считает меня плохой матерью и будет до самой моей смерти наказывать меня за то, как я обращалась с ней в детстве. А ведь на самом деле действовала я исключительно из благих побуждений и, по-моему, воспитала ее именно так, как надо. Я знаю, конечно, что она меня ненавидит. При первой же возможности она от меня уехала, и я осталась совершенно одна в этой ужасной квартире. И уж она постаралась убраться как можно дальше. Потом стала вовсю наряжаться, получила какую-то классную работу в Калифорнии… Когда в последний раз я ее видела, она выглядела так хорошо, что я даже позабыла, какого цвета у нее кожа. И все же отношения наши сведены к тому, что она просто регулярно присылает мне деньги. И я, надо сказать, очень ей за это благодарна, потому что мне никого ни о чем не приходится просить, не то что некоторым другим пациентам. Например, понадобится мне новая колода карт для солитера, и я запросто могу сама ее купить, а не мучиться, пользуясь старой потрепанной колодой, что лежит у нас в гостиной. Или попрошу кого-нибудь из сиделок купить мне мой любимый крем для лица. Только меня не обманешь. Я ведь прекрасно понимаю, что деньги Лула Энн присылает для того, чтобы самой не приезжать. По-прежнему предпочитает держаться от меня подальше. А заодно старается с помощью денег приглушить слабенький голос совести, если она, конечно, у нее еще осталась.

Если в моих словах и слышится раздражение или даже неблагодарность, то причиной тому – по крайней мере отчасти – мучительные сожаления, что таятся у меня в глубине души. Да, я о многом сожалею. Даже о тех мелочах, которых я для Лулы Энн не сделала или даже сделала, но неправильно. Я, например, хорошо помню, как отвратительно с ней поступила, когда у нее впервые пришли месячные. И как сердито я на нее кричала, когда она спотыкалась или случайно что-то роняла. А уж как я на нее орала, требуя, чтобы она ни коем случае не болтала насчет нашего квартирного хозяина – хотя он, сволочь такая, действительно гад распоследний! Не скрою, я страшно расстроилась, увидев, какой Лула Энн на свет появилась – она была такая черная, что мне к ее коже и прикоснуться было противно. И вначале я даже подумывала… Да нет, чего теперь об этом вспоминать. Надо поскорей прогнать эти мысли – все равно они уже никакого значения не имеют. Я ведь знаю, что сделала для нее все, что было в моих силах при сложившихся обстоятельствах. Когда мой муж сбежал и самым подлым образом нас бросил, Лула Энн и впрямь стала для меня тяжкой обузой. Но я все-таки выдержала и со всем очень даже неплохо справилась.