Тони Моррисон - Боже, храни мое дитя

– Повторите, – сказала я и кивнула в сторону пустого бокала.

Официант, выжидательно подняв бровь, посмотрел на Бруклин.

– Нет, ничего не нужно, мой сладкий. Мне необходимы полная трезвость и ясный холодный ум.

Он одарил ее убийственной улыбкой – сплошные сверкающие белоснежные зубы.

– Послушай, Бруклин, я и сама не знаю, зачем я туда поехала. Но я все это время о ней думала. Постоянно. Все пятнадцать лет, которые она провела в «Декагоне».

– Ты ей писала? Навещала ее?

– Нет. Я вообще ее только два раза в жизни видела. Один раз в зале суда, а потом… когда все это случилось. – И я указала на собственное лицо.

– Ну ты и сука! – Теперь Бруклин, похоже, испытывала ко мне самое настоящее отвращение. – Значит, ты просто так ее за решетку засадила? Вполне естественно, что она захотела твою распрекрасную физиономию в лепешку превратить!

– Она раньше такой не была. Она казалась мягкой, смешной, очень спокойной и доброй.

– Раньше? Это когда? Ты же сказала, что видела ее только дважды – тогда в суде и потом, когда она тебя избила. Так ты видела или нет, как она детишек заманивала? Ты говорила…

Подошел официант и, поклонившись, поставил передо мной мартини.

– Ну, хорошо. – Ее вопросы меня разозлили, и это было заметно. – Три раза я ее видела.

Бруклин коснулась языком уголка губ и осторожно спросила:

– Скажи, Брайд, она, что, и к тебе приставала? Мне ты все можешь сказать.

Господи Иисусе, что это ей в голову пришло? Так она, пожалуй, еще решит, что я тайная лесбиянка! Самое оно в компании, где всякой твари по паре: и бисексуалы, и гетеросексуалы, и транссексуалы, и геи, и вообще все, кто к своей внешности серьезно относится. Да и вообще, какой смысл в раздельных клозетах при теперешних-то нравах?

– Послушай, девушка, ты чушь-то не пори. – Я метнула в нее тот испепеляющий взгляд, которым пользовалась Свитнес, если я что-нибудь проливала или спотыкалась, зацепившись за край ковра.

– О’кей. – Бруклин помахала официанту. – Я передумала, голубчик. Мне, пожалуйста, «Бельведер». Со льдом. И двойной.

Официант подмигнул.

– Уже несу! – Он произнес это с таким выражением лица, что наверняка получил бы первый приз за мужское обаяние где-нибудь в Южной Дакоте.

– Посмотри на меня, подруга. Подумай хорошенько. Что могло заставить тебя так ей сочувствовать? Жалеть ее? То есть по-настоящему жалеть?

– Не знаю… – Я покачала головой. – Наверное, хотелось почувствовать себя хорошей. Не ощущать такую зависимость… София Хаксли – это ее так зовут – показалась мне единственным человеком, который оценил бы мои… дружеские чувства и не заподозрил бы в этом обмана или подвоха.

– Теперь я, кажется, поняла. – Бруклин улыбнулась с явным облегчением.

– Да? Правда?

– Абсолютно. В общем, твой пижон отчалил, ты почувствовала себя не лучше коровьей лепешки, и тебе захотелось вернуть своего наркомана обратно, но у тебя вышел полный облом, так?

– Да. Примерно так. Наверное, так.

– Так мы это исправим!

– Как? – Если уж кто знает, как поступить, так это Бруклин. Она часто говорит: если упадешь и треснешься об пол лбом, у тебя всегда есть два варианта: продолжать лежать или сразу вскочить. – Как мы это исправим?

– Ну, во всяком случае, никакого «бинго». – Она отчего-то сразу пришла в возбуждение.

– А что тогда?

– Блинго! [12]– заорала Бруклин.

– Вы меня звали? – спросил официант.

Через две недели, как и обещала, Бруклин организовала именно такую вечеринку – и на этом шумном празднестве главным аттракционом была я – и как создатель линии «YOU, GIRL!», и как главный пропагандист этого, уже ставшего известным, бренда. Для проведения вечеринки она выбрала модный отель. Нет, это была не просто вечеринка, а настоящая выставка самоуверенности и бахвальства. Гости собрались и ждали меня. Ждал меня и лимузин. Мои прическа и платье были безупречны; белое кружево наряда «в пол» было усыпано мелкими, сверкающими, как бриллианты, кристаллами, а само платье, плотно облегавшее фигуру, примерно от колен расширялось, и этот широкий раструб колыхался при ходьбе, точно русалочий хвост. В некоторых интересных местах сквозь кружево заманчиво просвечивало обнаженное тело, но самые опасные кусочки – вокруг сосков и пониже пупка – были элегантно замаскированы.

Я была совершенно готова, оставалось только выбрать серьги. Поскольку любимые жемчужные «гвоздики» я потеряла, то решила заменить их маленькими, в один карат, бриллиантами. Скромно и достойно. Ничего сверкающего, способного отвлечь зрителей от «моей палитры» – «черный-кофе-со-взбитыми-сливками» или «пантера в снегу», как называет это Джерри.