Тони Моррисон - Боже, храни мое дитя

Большую часть слушаний я просидела в зале суда; ну, не каждый день, конечно, а в те дни, когда, согласно предварительному расписанию, предстояло выступать Луле Энн. Выступления свидетелей все время переносились или даже отменялись, потому что многие в суд вообще не явились – кто-то заболел, а кто-то и вовсе передумал. Лула Энн выглядела испуганной, но держалась хорошо и вела себя тихо в отличие от других детей-свидетелей; многие из них места себе не находили от волнения и даже поскуливали, а то и вовсе навзрыд плакали. После выступления Лулы Энн я чуть не лопалась от гордости. Мы с ней рука об руку вышли из зала суда. Не больно-то часто видишь, как маленькая чернокожая девочка сбивает спесь с белых злодеев! Мне очень хотелось, чтобы Лула Энн поняла, как я ею довольна, как горжусь ею, и я решила купить ей пару сережек – такие маленькие золотые колечки. А потом мы пошли и прокололи ей уши. Даже наш квартирный хозяин улыбнулся, когда нас увидел. В газетах, правда, никаких фотографий не было – это запрещено законом о личной неприкосновенности детей, – но слухи о выступлении Лулы Энн в суде разошлись мгновенно. И владелец аптеки, который всегда рожу кривил, стоило ему нас вместе увидеть, подарил моей дочке шоколадный батончик «Кларк», узнав, как мужественно она себя вела.

А знаете, я была вовсе не такой уж плохой матерью, хотя, наверное, не раз обижала свою единственную дочь и даже больно ей делала. Но все это только потому, что мне необходимо было ее защитить от тех оскорблений, которые с цветом кожи связаны. Я обязана была это сделать! Хотя, признаюсь, сперва даже мне ее невероятная чернота в глаза бросалась. И это помешало понять, что Лула Энн – моя дочь, что мне нужно просто ее любить. Но я ведь все-таки ее люблю. Правда, люблю. Надеюсь, что теперь и она это понимает. Да, я очень надеюсь, что это так.

В последние два раза, когда мы с ней виделись, она меня, можно сказать, поразила. Такая смелая, даже дерзкая. Такая уверенная в себе. И с каждым ее приездом домой я все чаще забывала, какая же она все-таки черная, потому что моя девочка здорово научилась эту свою черноту себе на пользу обращать. И носила всегда только белую и очень красивую одежду.

В общем, оказалось, что дочь сама мне урок преподала, хотя все это мне давным-давно следовало бы понять. Видите ли, очень важно, как ты с самого начала ведешь себя по отношению к своему ребенку. Ведь некоторых твоих поступков дитя, возможно, никогда тебе не забудет и не простит. У Лулы Энн отличная работа в Калифорнии, но мне она больше не звонит и в гости не приезжает. Хотя постоянно присылает и деньги, и разные вещички. Но ее я очень давно не видела, просто и сказать не могу, как давно.

Ресторан выбрала Бруклин. Называется «Пират». Такой полушикарный. Он когда-то был невероятно популярным, но теперь дышит на ладан – отличное место для туристов и тупых ортодоксов. Вечер, пожалуй, был слишком прохладным для белой блузки без рукавов, но мне хотелось произвести на Бруклин впечатление, показать, какого невероятного прогресса я достигла, какими незаметными стали теперь мои шрамы. Бруклин изо всех сил старалась вытащить меня из того состояния, которое она называет «классической депрессией после пережитого изнасилования». Потому-то она и притащила меня в это заведение с чрезмерно сложным, с дизайнерской точки зрения, антуражем, где главную роль, по всей видимости, должны были сыграть официанты в красных подтяжках на мускулистых обнаженных торсах. Бруклин – настоящий друг. Она тихо сказала: я на тебя давить не собираюсь, просто спокойно поужинаем в ресторане, где обычно нет посетителей, зато отлично готовят мясо, а вокруг полно красавцев с роскошными мускулами, еще и совершенно безвредных. Я знаю, почему Бруклин нравится это место: она любит пустить пыль в глаза, особенно когда вокруг много мужчин. Давным-давно, еще до того, как мы познакомились, она закрутила свои светлые волосы в дреды и благодаря этому, хотя она и без того хорошенькая, производит прямо-таки сногсшибательное впечатление. Во всяком случае, именно так утверждают чернокожие парни, с которыми она встречается.

За аперитивом она, хихикая, пересказывала офисные сплетни, но наш смех мгновенно смолк, стоило появиться рыбе mahimahi, приготовленной по старинному и чрезвычайно сложному рецепту; филе аппетитно плавало в кокосовом молоке и было приправлено имбирем, семечками кунжута, чесноком и мелко нарезанным зеленым луком. У меня попытка шеф-повара превратить нежнейшую рыбу в нечто невероятно гламурное ничего, кроме раздражения, не вызвала; я быстренько соскребла в сторонку всю эту «красоту», а само филе с удовольствием съела. А потом решительно заявила: