Ивайло Петров - Облава на волков

Один древний царь сказал поэту, который воспел его в оде и сравнил с солнцем: «Прежде чем сравнивать меня с солнцем, надо было посмотреть на мой ночной горшок!» Царь был искренен и сказал правду.

Прежде чем влюбиться в женщину, мы тоже должны прежде всего взглянуть на ее «ночной горшок». Даже самая нежная любовь между мужчиной и женщиной — всего лишь проявление полового инстинкта. Это прозаично, но верно. В противном случае влюбленные восхищались бы и опьяняли друг друга на расстоянии. Они не испытывали бы влечения друг к другу в первую же минуту знакомства или даже еще раньше. И может быть, именно поэтому человек с незапамятных времен возвеличивает объект своего влечения, изображая его неземным существом, и называет свое влечение любовью. Он воспевает любовь именно потому, что не смеет назвать ее настоящим ее именем, которое сровняло бы его с животными. Таким образом он вырастает в собственных глазах. Животные совокупляются только в определенное время, чтобы продолжить свой род, а человек проделывает это непрерывно, удовольствия ради, и удовольствие вырождается в блуд. А блуд ведет к трагическим последствиям. Любовь человека продается и покупается, она служит разменной монетой, используется для шпионажа и всяких нечистых сделок.

Таким образом человек доказывает, что его любовь — это инстинкт, из-под власти которого он не в силах освободиться, даже когда видит, что это может стоить ему чести, свободы и жизни.

Я должен убить в себе этот инстинкт. Он подавляет мою волю и свободу. То же — и с чувством собственности, одним из самых опасных пороков. Это чувство — преступление по отношению к тем, кто живет в нищете и лишениях. Зачем мне столько земли? У меня есть немного денег в банке, вложенных много лет назад моим отцом, и мне их хватает. Мне некуда больше ездить, нечего покупать. Всего у меня в достатке.

Если я раздам землю бедным крестьянам, я осчастливлю их на всю жизнь. И не только их, но их детей тоже. Я предчувствую, что и я буду счастлив. Или по крайней мере попытаюсь сделать свою жизнь хоть сколько-нибудь осмысленной. Невыносимо жить так, как я жил до сих пор. Решено: иду к крестьянам, и тебе — столько-то, тебе — столько-то! Как все это просто, а я вот уже сколько лет не могу это осуществить. Мне не хватает воли, у меня такое чувство, что я окажусь совершенно беспомощным, ничтожным, без всякой опоры и почвы под ногами. Но ведь будет не так. Раз я знаю, что сам отказался от чего-то, значит, я не буду страдать от его отсутствия. Хоть бы продать землю за полцены, но я и этого не могу сделать, потому что я алчен и порочен. Потому что я настоящий злодей. Я ведь и пальцем не шевельнул ради этой земли. Она досталась мне в наследство.

Первого марта пойду в правление общины и посмотрю земельные реестры. Посмотрю, у кого из крестьян сколько земли, и раздам свою самым бедным.

Первого марта, ни днем позже!

Говорят, что в природе существует высшая гармония. Скорее, в ней царит хаос. Еще древние, а вслед за ними и христианские мыслители сказали, что она несовершенна. Находятся, однако, «великие» умы, которые усматривают гармонию даже в существовании миллионов видов насекомых, всевозможных пресмыкающихся и низших организмов. Комар, говорят они, питается кровью человека и других животных, и это в согласии с гармонией природы. И животные, живущие под землей, которые никогда не видят света и уничтожают посадки бедных крестьян, — тоже часть этой гармонии. Войны, насилия, пожирание или убийство более слабого более сильным поддерживают в мире высшее равновесие. Это равновесие безнравственно и кровопролитно, но ученые и философы принимают его и оправдывают, создавая стройные системы. Они не могут понять природу и выстраивают собственные системы, чтобы блеснуть перед миром своим умом. При этом они доходят до того, что объявляют смерть необходимостью для гармонии природы. А смерть — это самое преступное деяние природы. Она лишает жизнь смысла.

Людей с самой глубокой древности мучило то, что жизнь преходяща и бессмысленна. В богатыря Гильгамеша, героя древневавилонского эпоса, смерть вселяла ужас. В поисках утешения он встречался со всеми мудрецами того времени, но все они говорили, что боги обрекли людей на смерть, а бессмертие приберегли для себя. Лучше не рождаться, чем жить и страдать, не зная зачем, — сказано в книге Ездры.

В античной Греции, которая знаменита своей жизнеутверждающей философией, мы находим не меньше скорби и печали. «Ибо из всех созданий во всей вселенной нет никого, кто был бы несчастнее человека», — говорит Гомер в «Илиаде». И в сочинениях многих ранних поэтов, как Семонид, Феогнид и другие, написанных за шестьсот лет до нашей эры, много безнадежности: «Смертным лучше не рождаться, чтобы не видеть сияющих лучей солнца».