Ивайло Петров - Облава на волков

Нам оставалось упаковать и перевезти книги с нижних полок книжных шкафов, когда Илко увидел между страницами какого-то французского романа стопку листков. Первая фраза, перенесенная с предыдущей, несохранившейся страницы, заинтриговала его, и он прочел все остальные листки. Они были пронумерованы, но не подряд, и связь между ними рвалась. Исписаны они были черными чернилами, ясным почерком, но было много зачеркиваний и вставок, так что мы предположили, что это отрывки из черновика то ли дневника, то ли какого-то сочинения. Илко пересмотрел у себя дома все книги в надежде найти полную рукопись, но не нашел больше ни строчки. Через несколько лет я переписал эти листки из записок Илко, а сейчас поддаюсь соблазну вставить их в свой рассказ, хотя сознаю, что никаких оригинальных мыслей там нет. Кроме того, Деветаков — один из самых эпизодических персонажей моего рассказа, причины его самоубийства едва ли будут представлять интерес для читателей, и все же я не могу утаить эти страницы, которые дышат нечеловеческой жаждой жизни и апокалиптическим ужасом перед смертью. А вот и та фраза, с которой начинаются листки и первая половина которой неизвестна:

«…из чего следует, что инстинкт жизни сильнее ее смысла.

Ненавижу природу! Хотя бы за то, что я явился в этот мир не по своей, а по ее воле. Она навязала меня миру. Природа — слепая сила, которая творит наугад, без плана, без цели и без чувства.

Пока человек изобрел такую простую штуку, как колесо, и многое другое в том же роде, прошли тысячелетия. Чтобы создать самое сложное на свете — человека, не нужно ничего, кроме слепого инстинкта. Создавая человека, никто не думает, потому что отдается плотской страсти. Более того, человек часто рождается после беспросветного пьянства, после насилия или флирта, в результате случайной встречи случайных людей. Несмотря на это, природа одаривает его умом, чувствами, воображением, способностью испытывать боль и душевное волнение. В этом ее подлость, если можно инкриминировать ей подобный порок.

Мой отец умер пятидесяти пяти лет от инсульта. Он был необыкновенно силен и жизнелюбив. Рассказывали, что в молодости он боролся на ярмарках и часто побеждал самых опытных борцов. Его отличал мягкий характер, тонкое чувство юмора и музыкальность. Помню, как в свободное время он любил «побаловаться» на скрипке или на флейте. Играл он по слуху, исполняя русские романсы и разные мелодии, которые слышал у других музыкантов или, чаще всего, на граммофонных пластинках. Учиться музыке в его время было делом немыслимым. Мой дед, полуграмотный крестьянин, и слышать не хотел ни о каком обучении. Отец окончил лишь прогимназию, но был интеллигентен от природы. В отличие от других крупных землевладельцев нашего края, он читал книги болгарских и иностранных авторов, купил сестре рояль, нанял ей учителя из города, но она не проявила музыкальных способностей. К его огорчению, меня тоже не тянуло к музыке, зато он был очень горд, что я получил высшее образование за границей.

Отец был человек щедрый и любил гостей. Любил угостить их на славу, предложить разнообразные напитки, любил послушать их разговоры. Приезд гостей, всегда разных, бывал для него праздником. Он был общителен и в их присутствии чувствовал прилив воодушевления, радости и счастья. Но вот случилось так, что именно в присутствии гостей он и заболел. Вышел зачем-то в другую комнату, задержался там, а когда мы пошли его искать, увидели, что он лежит в кровати на спине и не может ни говорить, ни двигаться. Утром позвали врача, и он установил правосторонний инсульт. С того дня отец был нем и неподвижен. Я был потрясен. Я спрашивал себя, почему именно этот жизнелюбивый добряк так жестоко наказан судьбой, почему она не послала ему хотя бы какой-нибудь болезни полегче. Он сделал такое доброе дело госпоже Кларе, а теперь наказан более тяжко, чем она. Целыми днями он лежал в доме или, в хорошую погоду, на галерее. Но самым страшным и невыносимым было то, что он сознавал свое состояние. Ум его остался ясным, но вместо слов изо рта вырывалось мычанье. Больше всего он страдал, когда нанятый в селе человек раздевал его, вытирал и подмывал. Тогда он плакал, как ребенок, и смотрел на икону святой Богородицы — быть может, просил, чтоб она скорее его прибрала. Я никогда не видел и никогда не увижу ни в чьих глазах такого страдания.

Да, природа не только причиняет человеку незаслуженные страдания, но и унижает его.