Джамал Садеки - Снег, собаки и вороны

Я продолжал сидеть на тюфяке. Мне так хотелось увильнуть от поездки, так хотелось еще поспать!

Но снова раздался матушкин голос:

— Ты что, раздумал?.. Ну, вставай, вставай живо…

— Давай не пойдем… Я посплю еще…

Тут открыл глаза маленький Ахмад, мой братишка. Спросонок, не мигая, он смотрел на нас, а когда матушка приказала ему спать, поднялся и заявил:

— Я тоже пойду с вами…

— Ложись, чертенок, никуда мы не идем.

Ахмад завел громче:

— Я тоже хочу с вами.

— Мы в баню идем. Ну-ка, ложись, а я дам тебе десять шай [3] Шай (сокр. от «шахи») — мелкая монета. .

Ахмад захныкал:

— И я в баню… Не хочу спать…

— А оттуда мы пойдем к доктору. Если пойдешь, я скажу доктору, чтоб сделал тебе укол.

Ахмад захныкал еще громче:

— Все равно хочу… все равно пойду…

— Цыц, чтоб ты сгинул, чтобы тебя бог прибрал! Так и знала: кончится тем, что отца разбудите, — ворчала матушка.

А наш Хадж-ага спал себе, да еще похрапывал.

Мы встали, надели пальто и двинулись к выходу. Ахмад катился, словно мячик. На улице нас ждала бабушка Сакине.

Бабушка Сакине была худая желтая старушка. Она часто приходила к нам стирать белье, а по пятницам, вечерами, когда все соседские женщины собирались у нас во дворе и читали Коран, бабушка Сакине объясняла им непонятные места. Она была маленькая и горбатая, — руки у нее при ходьбе двигались, как маятник, взад-вперед, взад-вперед. Шагала она широко, как курица, и все поглядывала под ноги, чтобы не споткнуться.

С той поры как Туран-ханум уехала от нас, бабушка Сакине стала часто приходить помогать матушке. Вот как это случилось.

…Однажды я пришел из школы, как обычно, и увидел, что дома у нас все вдруг переменилось. Комната Туран-ханум оказалась совершенно пустой.

Я вспоминаю, что мне стало очень грустно и на другой день я не пошел в школу: у меня сделался жар и меня оставили дома. Мне сказали, что Туран-ханум уехала и скоро вернется. Но Туран-ханум больше не вернулась. В те дни никому до меня не было дела. Все домашние пребывали в раздорах, только и говорили что о разводе да о разводных делах.

Матушка и Хадж-ага день и ночь бранились. И только бабушка Сакине заботилась обо мне, рассказывала сказки. Но ее сказки были совсем не такие, как сказки Туран-ханум. Слушать их было неинтересно.

Как-то утром мой Хадж-ага и матушка ушли куда-то. Вернулись они вечером. Я заметил, что матушка была очень радостная. Прямо с порога она сказала бабушке Сакине:

— Ну вот, дал ей развод…

Когда матушка удалилась в комнаты, бабушка Сакине покачала головой:

— Бедная женщина, бедная женщина…

А мой Хадж-ага был весь взмокший, глаза — красные-красные. Он прошел прямо в залу, заперся и несколько дней не выходил оттуда. Все читал Коран и плакал.

С того дня матушка опять начала ездить по гостям. Она брала маленького Ахмада и отправлялась дней на десять-двадцать то к тетушке Асмат, то к моему старшему брату. А все дела оставляла на бабушку Сакине.

…Закутавшись в покрывало, бабушка Сакине двигалась по снегу, словно большая черная ворона.

Три дня все шел и шел снег, его навалило уже много. Как будто кто-то сидел наверху, распускал клубки снега и сбрасывал вниз. Иногда от усталости руки у него замирали, потом усталость проходила, и он снова принимался за работу…

Бабушка Сакине ворчала, глядя на Ахмада:

— Этого еще зачем взяла? Простудится — хлопот с ним не оберешься, не рада будешь.

Матушка оборвала ее:

— А куда денешься? Проснулся чертенок, начал реветь. Я испугалась, как бы не разбудил Хаджи…

— А если проснется Хаджи и увидит, что все ушли, не подумает ли чего?

— Нет, сегодня пятница, будет спать до обеда…

На улицах не было ни души, снег толстым белым ковром расстилался под ногами и потрескивал, как сухие щепки в огне.

На пустыре, по той стороне улицы, бродили вороны. Они клевали снег и казались очень довольными. Я вспомнил, как вчера вечером матушка сказала:

— Снег… Вот радость-то воронам!

Бабушка Сакине и матушка продолжали свой разговор:

— Да, вечером Багум-ханум приходила. Сказала, буду сидеть у дверей и ждать. Как постучите, открою.

— Кто будет сидеть у дверей? — спросил Ахмад.

— Чего ты везде лезешь, — оборвал я.

А матушка продолжала:

— Не спросила, кто у нее?

— Кого Хаджи желали — девочка, — ответила бабушка Сакине.

— Ах, чтоб ему лежать на столе для обмывания покойников за все, что я натерпелась от него, — сказала матушка.